Кэрри Гринберг - Когда начинается смерть

— Мэм, вы вампирша, да? — решил он уточнить на всякий случай, опасливо поглядывая на клыки, торчащие из-под верхней губы.

— Ну да, вроде бы, — кажется, этот вопрос сбил ее с мысли о вкусном горячем ужине. — В смысле я хотела сказать: стой, смертный, я выпью твою кровь и высосу душу. Подойди ко мне, ближе, ближе…

Последнее мыслью Саймона перед тем, как впасть в мягкое, тягучее, как карамель, забытье, было: «Интересно, а успею ли я достать крест, и отпугнет ли ее…». Додумать мысль до конца он не успел, подчинившись гипнозу вампирши.

Потом он чувствовал, что где-то там, в другом мире, у другого Саймона прокусили артерию на шее, холодные губы присосались к коже и пили пульсирующую кровь…

…Его кровь, черт возьми! И с каких это пор он, Саймон Гринт (прим.: исправить фамилию в репортаже на что-нибудь более героическое) позволяет какой-то девице в дурацком платье сосать свою кровь?

Он попытался оттолкнуть ее, но вампирша только сильнее впилась зубами в шею, отмахнувшись от него, как от назойливой мухи. Это уже переходило все границы. Окончательно сбросив с себя ее колдовские чары, он, стараясь не думать о том, что еще пара минут и крови в организме не останется вовсе, судорожно зашарил по своим карманам. Спички, сигареты, карандаш, опять карандаш, визитная карточка «Ночного Лондона», блокнот, скрепка, носок — что в его кармане делает носок? — … вот оно!

Пока вампирша была полностью поглощена своей трапезой, он торопливо откупорил дрожащими пальцами бутылочку со святой водой и плеснул в лицо кровопийце. Ну, почти в лицо. Сложно прицеливаться, когда твоя голова запрокинута, а кровь покидает тело. Но хотя бы слегка задел.

— Ай!!! Так нечестно! — крикнула девица, отпрянув. — Я же сделала гипноз, все как надо, неужели не сработало? Ай, больно, — вновь заныла она, дуя на ожог от святой воды, украсивший ее плечо.

Кожа покраснела и слегка задымилась, но сама вампирша не превратилась в прах и даже как будто не особенно страдала от нанесенного ей увечья. Обидно.

— Мне тоже, — пробормотал Саймон, проводя рукой по шее. Рана еще кровоточила, и взгляд вампирши вновь был обращен к ней.

— Я убью тебя, гад, — злобно прошипев сквозь зубы, вампирша бросилась на него.

— Уже пробовала, милая, — не уступая ей в злобности и шипении, проговорил Саймон, доставая тот самый большой деревянный крест, которым он уже надеялся попугать вампира в склепе.

В крайнем случае, будет им отбиваться. Но он уже заметил, как старательно она обходила все кресты на кладбище, стараясь даже не смотреть на них. Поистине, кладбища — настоящая пытка для вампиров, какое же чувство противоречия заставляет их жить здесь?

Резко затормозив в своем полете на него, вампирша вновь вскрикнула в ужасе и отскочила назад, продолжая осыпать его ругательствами, которые в репортаже он решил не приводить, пожалев чувства читателей.

— Ага, действует, значит, — довольно проговорил он, наступая на нее. Кажется, у него появилась неплохая идея.

— Не то слово! — вампирша отступала назад, старательно прикрыв глаза рукой. — Убери эту штуковину, а? Я исполню три твои желания…

— Хорошая попытка, но это из другой сказки.

Саймон помахал крестом перед ее носом, довольный эффектом.

Он снова сделал стремительный шаг вперед, а вампирша — несколько не менее стремительных назад. Пока не уперлась в дверь склепа, когда отступать было некуда. Она резко распахнула дверь и бросилась внутрь, найдя, наконец, убежище и получив краткий перерыв для восстановления сил и душевного спокойствия.

Саймон же тем временем чувствовал себя как никогда воодушевленно, прилаживая Тот Самый крест над входом в дверь. Теперь он мог быть уверен, что вампирша никуда оттуда не денется, и что у него есть живое — то есть немертвое — доказательство того, что он не просто сумасшедший журналист, свихнувшийся на сверхъестественном, но сумасшедший журналист с собственным запертым в склепе вампиром.

— Выпусти меня! Выпусти меня немедленно! — кричала запертая вампирша.

— А зачем?

— Чтобы я могла убить тебя!

— Неправильный ответ, — проговорил Саймон, наблюдая за ее попытками выбраться.

Она бросалась на него, но невидимая сила отталкивала ее снова и снова, причиняя боль и не давая покинуть склеп.

— До завтра, дорогая, — с искренней сердечностью попрощался он со своей пленницей. — Извини, что все так вышло, но, поверь, ты мне очень поможешь. Повторишь завтра это свое «высосу кровь, смертный»? Очень убедительно получилось.

— Спасибо, — проговорила она, засмущавшись. — Я старалась.

Дверь за неудавшимся ужином закрылась, оставляя Викторию в тишине, темноте и одиночестве. Хорошо хоть тишина успокаивала, в темноте неожиданно для себя она видела лучше, чем раньше при свете дня, а одиночество… Что ж, она все еще надеялась, что он придет. У нее было, что ему сказать. Не Саймону, конечно. Ему. Тому, кто подарил ей вечную жизнь.

Черт, эта новая жизнь не задалась с самого начала! Она раздраженно пнула деревянный гроб, стоящий в центре маленького затхлого склепа, и, слегка не рассчитав силы, отправила его в полет до стенки. Зато теперь ее взору предстал сложенный вдвое листок бумаги, смотревшийся таким одиноким и покинутым на каменном холодном полу.

Она развернула его и принялась читать послание, написанное красивым почерком с закорючечками. Правда, подпись там занимала больше всего места.

… Семейные обстоятельства? Жены?! Неудача с покупкой недвижимости? Какая, к дьяволу, недвижимость? Какие еще жены!?

Виктория в гневе разорвала письмо на мелкие кусочки и разбросала их по всему склепу. Она знала, что он мерзавец, подлец, негодяй, скотина, чертов подонок и обманщик, но она надеялась хотя бы на то, что он не оставит ее вот так… одну… умершую… По его вине, в конце концов!

Еще раз пнув гроб, она уселась у стенки, стянув с головы вуаль — этот дурацкий символ ее смерти.

Что он там говорил: начало новой жизни, музыка ночи, бесплатная еда, танцы при луне, вечность впереди?.. И почему вместо всего этого она сидит в темном мрачном помещении, куда раньше едва ли заглянула бы под страхом смертной казни, голодная и всеми покинутая? У нее больше нет друзей, нет дома, нет… нет даже любимых платьев! Где же обещанное всесилие, если ее смог одолеть даже какой-то идиот с помощью двух скрещенных деревянных палок!

Но у нее не было выбора, кроме как сидеть здесь и ждать наступления дня, мечтая о свежей крови и уютном диване вместо жесткого гроба.

… А я, разумеется, понятия не имела, что происходило на кладбище. Вместо вампиров этой ночью мне снилась небезызвестная пьеса Шекспира.

Не то, чтобы я что-то против него имела, но я бы предпочла, чтобы над моей кроватью не нависало привидение, заунывно и монотонно читающее нараспев: