Любен Дилов - Неоконченный роман одной студентки

Зная взбалмошный характер бывшей студентки, профессор несколько раз заглядывал в дезинфектор, чтобы проверить, насколько добросовестно она выполняет предписанные процедуры, пока Циана, раздраженная процедурами, не крикнула:

— Вы как те сладострастные старцы, что подглядывали за купающейся Сусанной!

Профессор не знал, с какой Сусанной сравнила себя его дипломница, — он был специалистом по техническому обеспечению полетов, а не по историческим программам. Однако сравнение здорово задело его, и он почувствовал себя оскорбленным.

— Не задерживайся, комиссия давно ждет!

— Значит, ареопаг все еще заседает, а? Может, лучше завтра, а то сегодня я очень устала!

— Нельзя. Члены комиссии очень спешат. И обдумай хорошенько, что ты им скажешь, потому что они прямо из себя выходят! — крикнул ей профессор, дожидавшийся ее за тонкой стеной камеры.

— Но здесь нет моей одежды. Все в подготовительном отделении.

— Возьми один из халатов и давай побыстрее! — рявкнул от досады и обиды за сравнение со сладострастными старцами профессор.

Потом, когда подвижный тротуар переносил их по бесконечным институтским коридорам к одному из залов для семинаров, он почти с отцовским огорчением сказал ей:

— Циана, раньше я из педагогических соображений умалчивал, что ты не подходишь для таких полетов, и в своих отзывах был к тебе слишком снисходителен, но всему есть предел, так что больше не рассчитывай на мою поддержку.

— Извините за неприятности, которые я вам причинила, — сказала она, пав духом, потому что шланги уже выкачали из нее коринфское вино все до последней капельки.

Он поглядел на ее лицо, разрумянившееся от бани, и невольно, без всякого сладострастия, заглянул ей в вырез халата.

— Ох, и сам не знаю, отчего ты мне так симпатична, Хронос бы тебя проглотил! Потом загляни ко мне в кабинет, у меня к тебе есть одно предложение. Ну ладно, ни пуха тебе, как говорили в двадцатом веке. — И он подтолкнул ее к двери, за которой заседала комиссия.

Вздрогнув, словно от далекого воспоминания, Циана обернулась к нему:

— А вы там были?

Этот первый из запрещенных для посещения веков остался в ней как мечта, как далекое, смутно уловимое переживание.

— Я везде побывал! Ну ладно, жду тебя! — ответил профессор с ленты транспортера, быстро удаляясь.

Но ей было уже не до него. За дверью ее ждал во всей своей строгости двадцать четвертый век.

В зале семинаров заседали не достолепные мудрецы ареопага, оказаться перед которыми она мечтала. Классическим полукругом сидели сравнительно молодые мужчины и женщины, и Циана хорошо знала этих неумолимых правдолюбцев, знала, что рассчитывать на снисхождение не стόит.

— Коллега, — строго встретил ее на пороге профессор эллинской истории, которому она в свое время успешно сдала экзамен. Он руководил и ходом подготовки ее визита к Праксителю. — Вам не кажется, что у вас несколько неподходящий вид?

— Мне велели прийти немедленно, а вся моя одежда осталась в подготовительном отделении дезинфектора, если нужно, я быстро…

— Ладно, садитесь! — приказал он, и Циана сообразила, что комиссия спешит, чтобы не допустить ее контактов с другими людьми.

Теперь она увидела и стул, стоящий — словно для подсудимого — посреди зала. В ней сразу поднялась волна протеста, и под обстрелом дюжины пар впившихся в нее глаз она села на стул с выражением дерзкого достоинства.

— Рассказывайте все по порядку, со всеми подробностями — с самой первой минуты!

— Если хотите знать, то все вовсе не так, как вы объясняете на лекциях! — выпалила Циана.

Комиссия, отгородившаяся от нее своими справочными компьютерами, обеспокоенно задвигалась.

— Хорошо, мы слушаем вас! — снисходительным тоном сказал профессор по эллинской истории, очевидно, руководивший заседанием.

— Что вы нам говорили? — вскипела девушка. — Что гетеры были самыми уважаемыми женщинами, подругами мудрецов и бог знает что еще, а меня еще, как говорится, с порога обозвали потаскухой. Очень обидное слово, если хотите знать! Вот к чему привела ваша строго научная подготовка…

— Циана! — одернул ее профессор, — выводы потом! И не забывайте, что вы находитесь на заседании ученого совета.

Это вконец разозлило девушку, и она с излишним натурализмом описала свое пребывание в доме Праксителя под видом гетеры. Однако ее рассказ не встретил ни удивления, ни сколько-нибудь значительного интереса со стороны членов безжалостного ученого ареопага. И разобиженная студентка догадалась, что пока она проходила процедуры, они просмотрели и прослушали записи, сделанные множеством наблюдательных устройств, скрытых в брошках, серьгах и заколках, которыми украсила себя Циана, чтобы походить на гетеру.

— Значит, вам так ничего и не удалось узнать о гетере Фрине, даже от начальника городской стражи? — решил удостовериться один из искусствоведов, у которого она тоже держала экзамен. И он повернулся к аудитории:

— Ну, коллеги, я думаю, все ясно. Совершено неслыханное вмешательство в ход истории.

— Но что такого я сделала? — возмутилась Циана. — Вы же мне не дали времени…

— И правильно сделали, что не дали! А то вы такого бы там натворили… и вообще, приведите себя в порядок! — обрушилась на нее с необъяснимым гневом ассистентка искусствоведа.

Халат Цианы тоже по-своему выразил свое возмущение: его полы разошлись, и две ослепительно-белые коленки, словно прожекторы, слепили глаза научному форуму. Циана прикрыла их с озадаченным видом: удивительно легко восприняв эллинский культ обнаженного тела, она еще не полностью адаптировалась к условиям двадцать четвертого века.

— Пора бы вам самой осознать содеянное, — продолжил профессор-эллинист с холодной иронией. — Посмотрите на экран!

Он нажал какую-то кнопку персонального компьютера, и на белой противоположной стене мигом появилось какое-то изображение. Это был грубоватый чертеж, выполненный углем или свинцовым грифелем. Вокруг него двигались толстые жирные мужские пальцы, потом добавились какие-то пальцы женской руки, украшенные крупными кольцами. Без них Циана вряд ли смогла распознать свою руку, но тут она услыхала свой голос, идущий со стены: «Если поставить здесь и здесь по одному полиспасту, машину смогут обслуживать всего два человека…»

Она залилась краской стыда, но тут вмешался менторский голос эллиниста: «Это ваше первое преступление. Вы помогли им усовершенствовать театральную машину, которая служила для поднятия и опускания на сцену богов, изображавшихся по ходу действия пьесы».

— Неужто вы серьезно считаете, что без меня они не сумели бы додуматься до полиспаста? При их-то уровне развития математики? — пыталась защититься Циана.