Сергей Палий - Братство

— А знаешь, надо было задержаться. И вломить этим зазнайкам по первое число. Видал, блин, сколько они джипов нагнали? Не, я ничего не имею против китайцев лично, но уж больно они шустрые и обидчивые. Невоспитанные… Кулио! Да не спи ты!

Кулио демонстративно захрапел, пассажиры, которые не побоялись остаться в салоне бизнес-класса, с интересом уставились на бородатого детину. Китаец, поделившийся с Фантиком сэндвичем, достал крошечный фотоаппарат и сделал кадр на память.

— Зря ты звездишься, Кулио, — обиженно заявил Викинг, надвинув шлем на лоб. — Вон народ как прётся, а ты морду воротишь.

Кулио захрапел громче.

— Ах так? Ну ладно, блин! Ты у меня все равно фиг поспишь, — заверил Викинг и начал снимать видавшую виды кожаную обувь.

Запахло так, что Степан сначала решил, что кто-то брызнул из перцового баллончика. Журналист культурно прикрыл нос платком.

Маньякюр зажмурил единственный глаз, чтобы тот не слезился. Кулио сморщился. Попытался отвесить Викингу подзатыльник, но попал рукой по шлему и чертыхнулся от боли. Киборг выдвинул заслонки в ноздрях и прикрыл обонятельные рецепторы. Сидевший неподалеку Эльф зажал нос двумя пальцами и как бы невзначай кинулся на колени симпатичному тинейджеру, забормотав: «А вот ты не бойся, а это бывает… Главное без паники! Пока я с тобой, Викинга можешь не страшиться».

— Позвольте, — возмутилась мамаша тинейджера. — Что это за вша болотная? Безобразие!

Куклюмбер высунул голову из-за плеча Степана и объяснил:

— Что вы, дамочка, это не вша, это натуральный эльфийский ненатурал. И вообще, в жизни надо попробовать всё, поэтому, если они оба внезапно попросятся в сортир, — смиритесь.

Женщина обалдело уставилась на бобра, потеряв дар речи.

— Впрочем, не парьтесь, мамаша, — успокоил Куклюмбер. — Сортир все равно толстый король занял. Это надолго.

Из-за двери туалета раздался оглушительный звук, похожий на треск парашютной ткани. Одновременно с этим лайнер ушел вниз и качнулся в глубокой воздушной яме. Мага с оттяжкой вывернуло в бумажный пакет, он непроизвольно взмахнул рукой, спровоцировав магический выброс. Сиреневая нить сорвалась с кончика его пальца и полоснула по обшивке. Возле иллюминатора образовалась крошечная трещина. В салон задула несильная, но холодная струйка воздуха.

Фантик вывалился из сортира и проворчал:

— Дурацкие бутеры.

Степан повернулся к Самураю, который сидел рядом с ним и мечтательно смотрел сквозь двойное стекло в голубую даль неба над облаками. Ножны его парадной сабли торчали между креслами и утыкались в грудь пассажиру, сидящему сзади.

— Тебе страшно? — спросил Степан.

— Не боюсь высоты, — покачал головой Самурай.

— Я не про высоту. Я говорю о цели нашего путешествия.

Самурай отвел взгляд от белоснежных нагромождений облаков.

— В аэропорту ты довольно смело втюхал бобра в окошко справочной и разрулил ситуацию. Я стал гордиться тобой. А сейчас чувствую на твоем сердце печать страха.

— Мы летим в гости к самой Смерти, — передернул плечами Степан. — Мне как-то не по себе.

— Все двойственно, друг мой, — поучительно заметил Самурай, вновь отворачиваясь к иллюминатору. — Если есть жизнь, почему бы не быть смерти? И кто знает, может быть, на том свете не так уж плохо.

— Оттуда же никто не возвращался, — прошептал Степан, чувствуя, как по спине поползли мурашки.

— Вот именно, — вздохнул Самурай. — Задумайся.

Степан задумался.

— И вообще, — продолжил Самурай минутой позже. — Скажи, Стёп, что, по-твоему, жизнь, раз уж мы затронули эту скользкую тему?

— М-м-м, — протянул журналист. — Э-э… Это когда ты живешь, воспроизводишь себе подобных, людям радость приносишь — и так далее.

— Людям радость, людям радость, — беззлобно передразнил его Самурай. — Тебя что, не учили образами мыслить? Почитай хотя бы научные труды Бодуэна де Куртенэ. Журналист, ёлки-моталки.

— Ну…

— Вот тебе и «ну». А я считаю, что жизнь похожа на кинопленку, — грустно улыбнулся Самурай. — Когда кончается фильм, механик достает ее из аппарата, кладет бобину в сейф, а затем выключает свет во всем кинотеатре и идет домой, где жена ему приготовила вкусный ужин.

Самурай пристально посмотрел на Степана. Тот сообразил, что нужно высказать какое-то мнение. Однако придумать ничего не смог и виновато пожал плечами.

— М-да, — огорчился Самурай. — Духовно ты, несомненно, растешь, Стёп, но темпы оставляют желать лучшего.

— Я не понял сравнения с кино, — признался Степан.

— Ешкин кот, да чего ж тут непонятного? — в разговор вмешался Куклюмбер. Он намотал на лапу поводок и сообщил: — Самураю нравятся пустые и темные кинотеатры. Возможно, именно там он впервые познал прелесть плотских утех.

— У меня обед, вообще-то, — Самурай поправил очки и уставился в окно, теребя клинышек бородки.

— А у меня ужин, — воскликнул Фантик, толком не расслышав сути беседы. — Стюардесса, милочка, велите подавать к столу.

Небо за иллюминатором между тем нахмурилось. Вдалеке на фоне безобидных молочных облаков проглянули темные тучи. По всей видимости, самолет входил в грозовой фронт.

Степан забрался в кресло с ногами и попытался задремать, чтобы отогнать нахлынувшие эмоции. Но сон не шел.

Куклюмбер распустил поводок и ушел помогать Магу латать иллюминатор. Сам бобер, как заметил Степан, ни шиша не делал, зато давал чрезвычайно много ценных советов.

В соседнем ряду храпел Кулио. Бюргеру досталось место рядом с раввином в шляпе, из-под которой свисали гигантские пейсы. Маньякюр играл с Лажатэль в карты на раздевание, уже успев скинуть шпагу, перевязь и сапоги. Эльф сидел рядом с молчаливым тинейджером и его мамашей, которая более-менее оклемалась от встречи с говорящим бобром…

Степан проворочался в удобном кресле четверть часа, но уснуть так и не удалось. Тогда он сунул в рот еще одну барбариску и принялся наблюдать за тем, что происходит вокруг.

Шу, как выяснилось, времени даром не терял. Под предлогом борьбы с перегрузочной тошнотой он наколдовал несколько бутылей с брагой и в короткие сроки споил пол-экипажа, включая командира и облеванного второго пилота.

— Лайф из лайф, — завел песню Шу, прищелкивая пальцами, — лала-лалала! Лайф из лайф…

Ситуация стремительно выходила из-под контроля.

Уже никто не защищал стюардесс, отчаянно отбивавшихся от притязаний раздухарившегося Маньякюра и циничного Куклюмбера. Никто не управлял самолетом, который медленно, но верно сбивался с курса и шел в самый эпицентр грозы, закладывая плавные виражи под испуганные всхлипы пассажиров.

Степан решил, что пора будить шефа.

— Кулио, вставай, — потряс он его за плечо. — Тут внештатное, так сказать, положение возникло.