Александр Никишин - Инкубатор, или  Необыкновенные приключения Юрки Гагарина

— Да хоть миллион! — мордастый раздухарился, направил свой жезл на пачку евро и тут же вместо одной в десять тысяч появилось сто таких пачек. — Держи, красотка! Миллион тебе на шпильки. Компенсация за причинённые неудобства.

— Я не возьму! — гордо сказала Наташка. — Заберите ваши деньги!

— Тогда я возьму! — вылез дед. — Шпильки куплю, а потом ей отдам.

Он сгрёб пачки и стал их распихивать по карманам, роняя на пол.

— Как вам не стыдно, дедушка, — сказала Наташка.

— Ничего, ничего, стыд не дым, глаза не выест, — спешил дед. — А с тобой, внучка, я поделюсь, не боись.

Сам при этом подумал: как же, держи карман шире! В деревне Калатозово Егорьевского района, поссовет Матрёнин Двор у него шесть соток и старенькая хибарка, на ладан дышит. Теперь он её снесет, купит земли и на этом месте забабахает кирпичный дом не хуже, чем у местного бандюгана Сумасшедшего Лёньки — до небес! А этой дуре скажет, что и она там жить сможет, что он не против. Девка доверчивая, легковерная.

— Не верь гаду, — сказал зевая, мордастый. — Дед Вася соврёт, недорого возьмет. Не станет делиться, всё пустопорожний трёп. Хохляцкая закваска, всё до сэбэ.

Дед, потолстевший втрое из-за распиханных по карманам пачек, сделал вид, что ничего не слышит.

— Ну и гадость вы пьёте, — сказал мордастый, понюхав содержимое бутылки. — Скипидар? Политура? Вас ист дас? Или денатурат? А ещё говорят: чарку пить, здорову быть.

— Это водка, — сказала Наташа злым голосом. Ясное дело, так по-хозяйски может вести себя только уполномоченная контора, чья-то «крыша». — Странно, что вы, русский человек, не знаете, что такое водка.

— Да знаю я, знаю, — отмахнулся тот. — Какой русский не любит быстрой езды, хорошей, скажем так, узды и какой русский не знает историю любимого национального напитка! Гордость русского народа. Со школы нас учат, что водка изобретена монахами Чудова монастыря на территории Московского Кремля пятьсот с лишним лет назад. Следуя традициям православной Византии смешивать вино с водой, монахи смешали привозной спирт с водой московских родников. Ни вкуса, ни цвета, ни запаха, русское ноу-хау. Погода отличная, спасибо, «столичная»! Алкогольный фольклор: водка — вину тётка, не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки, пить — горе, а не пить вдвое, водка без пива, как Гибралтар без пролива, умный в гору не пойдет, выпить он и тут найдёт, не водкой единой пьян человек. Смеси: «ёрш» — водка с пивом, «северное сияние» — водка с пепси-колой, «бурый медведь» — водка с бальзамом, «огни Лубянки» — водка с шампанским. Так? Чай и кофе не по нутру, была бы водка поутру. Понял?

Открыл бутылку и протянул деду:

— Испробуй, старче, вдруг баба со зла дрянь впарила? Живёшь — хочешь выпить. Выпил — хочешь жить.

Дед отшатнулся:

— Сам пей, я не пьющий.

— Не уважаешь, значит? — спросил гость.

Наташка вступилась за сторожа:

— Оставьте его! Ему нельзя, у него печень, он завязал.

Мордастый хмыкнул:

— И посадил дед печень, и выросла печень большая-пребольшая. Ты его не жалей, кстати. Он уже бежать намылился с денежками. Дом строить в деревне Калатозово Егорьевского района. Поссовет Матрёнин Двор. А тебе там ничего не светит, даже не думай. Так, дед?

— А вот возьму и выпью! — сказал дед с угрозой в голосе. Очень ему не понравились слова человека в фуражке.

— И молодец! Самогоноварение — наше сопротивление! Пьянство это борьба с алкоголизмом. Пей, старый хрен, чего не пить, того не миновать. Не откладывай на завтра то, что можно выпить сегодня. А будешь сопротивляться, — тут он красноречиво навёл свой жезл на Наташку, — я её распылю. Давай, давай, поздно пить боржоми, когда печень отвалилась!

— Из горла не буду, — сказал дед с вызовом. — Я чё, алкаш, что ли?

— Альт зу. Надо же, эстет, блин, голубая кровь! А, ну ты ж теперь богат, я и забыл! Теперь, как говорится, ноблесс оближ, что в переводе с латыни на русский означает: «положение обязывает». Гут! Ну-ка, девка, тащи стаканЫ, — потребовал мордастый у Наташки. Та с отвращением достала из-под прилавка два гранёных стакана. — О, мухинский! Рабочий и колхозница? Сто семнадцать граней? Или 17? «Сосед наш неуч, сумасбродит, он фармазон, он пьёт давно стаканом красное вино». Обожаю стихи! «Наполним стаканы и сдвинем их разом. Да здравствует солнце, да здравствует разум!».

Наполнил стакан до краев, и ловко, точно, по-барменски, как в ковбойских фильмах про освоение Америки, пихнул деду по прилавку.

— Держи, дедок, открывай роток! Выпей за солнце и за твой разум, который, гляжу, помутился из-за бабок. Первая колом, вторая соколом, а остальные — мелкими пташечками. Давай, дуй! Lets drink! Ганбэй! На здрове! Прозит! Его же и монаси премлют. Не тяни за хвост Кота в сапогах!

Дед взял стакан в трясущуюся руку, облизнулся и рукавом вытер губы.

— А за что хош, за то и пей, — сказал мордастый в чёрной фуражке. — Можешь за тех, кто командовал ротами, кто замерзал на снегу. Выпей за родину, выпей за Сталина! А можешь за дам. Мужчины пьют стоя, женщины до дна. Вон, за неё пей, за женскую особь. Красивая, ведь, стерва, и, наверное, ласковая. Выпью и ею закушу. Как сказал Андрей Синявский, был такой поэт:

— Чего ты её «особью» обзываешь, — обиделся за Наташку дед. — Извинись, не то я пить не буду.

— Да ладно, дед, не пыли! Я старый солдат, с меня взятки гладки. В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань. Будь здорова, моя черноброва! Извини дурака.

— Ну, за что пьём? — спросил дед, глядя на стакан с любовью.

— А хрен его знает! Пей, пей, увидишь чертей! Перед смертью выпей, русс Иван, за победу немецкого оружия!

Дед, сделав вид, что обиделся, чуть-чуть отставил стакан:

— Благодарствую за угощение, я не пьющий.

— Ну да, знаем мы вашего брата, непьющий он. Не хочешь пить за победу немецкого оружия? Выпей за свою погибель! — мордастый зевнул. — Сейчас этот старый козёл скажет: я выпью за свою погибель и избавление от мук. А потом начнётся вся эта кино-мудянка: после первого стакана не закусываю, я и после второго стакана не привык закусывать. Знаем вас, русских алкашей, лишь бы языком молоть. Пей, давай, шут гороховый! Не пьющий он. Насмотрелись тут синематографа!

— За то, чтобы все, — сказал дед и хлестанул стакан.

— Лихо, Вася! — цокнул языком мордастый. Вынул из разбитой витрины банку «Кильки в томате», вскрыл железным ногтем, подпихнул деду. Согнулся и поднял с пола упавший батон, стряхнул с него рукавом битое стекло. Отломил кусок и протянул старику. — Закуси, дед, не побрезгуй нашим угощением. Макай хлебушек, не стесняйся! И не фиг выпендриваться, без закуски пить, ещё кондрашка хватит, ну тебя в жопу.