Алекс Орлов - Тютюнин против ЦРУ

– Давай сходим на воскресную дневную пьесу, – неожиданно предложил Серега, сам не зная почему.

– А… – В первое мгновение Люба растерялась, потом спросила:

– А это где?

– Тут недалеко, через четыре остановки народный театр есть. Называется как-то… «Цитрамон» вроде.

– Цитрамон, Сережа, это таблетки.

– Нет, таблетки – это анальгин. А, вспомнил – «Центурион»! В двенадцать часов там представление начинается.

– Ну давай, – согласилась Люба. – А кто поет?

– Да никто не поет. Пьеса там.

– Ну пускай пьеса. Я тогда свой сарафанчик новый надену. Который с петухами. И подкрашусь – мне мама такой обалденный набор косметики достала – закачаешься.

Через какие-нибудь полтора часа Люба была готова. Весь набор дареной косметики присутствовал на ее лице.

– Ну как? – спросила она, выходя на середину комнаты. Сергей не успел ничего сказать, поскольку кот Афоня, не признав хозяйку, сорвался с нагретого кресла и, пробив на окне сетку, спрятался на балконе.

– Ой, Афоша, что это с тобой? – забеспокоилась Люба и хотела проникнуть на балкон, однако перепуганный кот вскочил на перила и был готов прыгнуть вниз, лишь бы не достаться ужасному чудовищу.

– Наверно, ему кошку надо, – по-своему истолковав поведение кота, заметила Люба и, подхватив сумочку, последний раз глянула в зеркало. Ее боевая раскраска идеально гармонировала с петухами на сарафанчике, и Люба осталась собой довольна.

Серега нарядился в бежевые хлопковые штаны и рубашку, которую он не надевал, наверное, года три. А потом еще побрызгался одеколоном.

На улице стояла отличная погода. Было солнечно, но не очень жарко. Картину портила только пенсионерка Живолупова, которая, прячась за кустом сирени, бросала в соседских собак мелкими камешками.

Бросила она и в Серегу, однако он сделал вид, что не заметил, и это Гадючиху очень задело.

Проехав в полупустом автобусе, Люба и Сергей успели к двухчасовому представлению. Театр располагался в бывшем доме пионеров. На его афише значилось: «Отелло».

– Это я помню, – оживилась Люба. – Это из мультика Маугли: «Отелло промахнулся! Отелло промахнулся!»

– Ладно, давай скорее, а то еще билетов не хватит.

Возле кассы к ним подошел синюшный мужик, который показался Сереге знакомым. На этот раз он выглядел еще более побитым и один глаз у него был полностью закрыт фиолетовым синяком.

– Не желаете сделать ставочки на исход спектакля? – бодро спросил он.

– А какие же тут могут быть варианты? – удивился Сергей.

– Как это какие? – Маклер усмехнулся. – Ты содержание знаешь?

– Нет, – честно признался Тютюнин.

– Ну вот. Ты ж не можешь сказать, кто кого задушит, Отелло – Дездемону или Дездемона – Отелло. Или, может, Яго их обоих порешит. Так что вариантов много.

– Не, – замотал головой Тютюнин. – Нам этого не надо. Ты вон в прошлый раз все деньги пропил.

– А я больше не буду.

– Сказали же – вали отсюда! – вмешалась Люба.

Спорить с женщиной, тем более такой уверенной, как Люба, букмекер не стал и, тяжело вздохнув, отошел в сторону.

Тютюнины купили билеты и прошли в зал, в котором уже сидели зрители – человек восемь.

– Чего-то пусто, Сереж, – пожаловалась Люба.

– Зато просторно.

Актеры не стали дожидаться полного аншлага и начали спектакль. Серега сразу задремал, а Люба, напротив, прониклась знакомой атмосферой латиноамериканских сериалов и даже немного поплакала.

«Завтра на работу, – сквозь сон думал Серега. – Интересно, как там Фригидин? Отмочили его или он еще слипнутый?»

Время от времени, когда Люба толкала его в бок, Сергей просыпался и произносил: «Ух ты!» Затем снова погружался в липкую дрему.

Окончательно он проснулся, лишь когда Отелло, Дездемона и Яго запели примирительную песню.

Люба заливалась счастливыми слезами и сморкалась в платок, а Серега чувствовал себя отдохнувшим и подумал, что правильно сделал, отправившись в театр.

Ранним утром, когда будильник Сергея Тютюнина только собирался зазвенеть, на другом конце города, возле парка Зрелых пионеров, случилась природная аномалия.

Кусты возле вагончика паркового сторожа вдруг подернулись туманом, который закрутился в тугой жгут и превратился в молодое голое деревце.

Деревце задрожало ветвями и выпустило листочки. Затем оно покрылось белыми цветами, которые тут же облетели, но только из одного из них начал стремительно расти плод.

Из-под дощатого настила, на котором стоял домик с метлами и лопатами, медленно выполз сторож. Он не помнил, как оказался под домиком, однако не придал этому значения. Подобное случалось и прежде.

С трудом поднявшись с четверенек, сторож посмотрел мутными глазами на увеличивающийся плод и сказал:

– Тоже мне мичуринцы…

Затем повернулся и на полусогнутых ногах поплелся в сторожку, чтобы вооружиться лопатой. Когда же он вернулся, то не обнаружил никакого дерева.

И снова не удивился. Такое с ним тоже случалось.

– Ох, – вздохнул сторож и запустил пальцы в нечесаную бороду, в которой было полно сухих листьев и выброшенных трамвайных билетов. Выпить хотелось так же сильно, как и накануне вечером.

– Ох, – вздохнул кто-то рядом. Сторож повернулся и увидел своего двойника. Один в один. И, хотя он давно не смотрелся в зеркало, сразу себя узнал: так страшно – на его памяти – никто никогда не выглядел.

– Ты кто? – спросил сторож и несильно ткнул двойника черенком лопаты.

– Ты кто? – повторил тот.

– Я – Палыч.

– Я… Палыч…

– Ну и хрен с тобой, – махнул рукой сторож и, положив лопату на плечо, заковылял в сторону пруда, где не так давно закопал несколько пустых бутылок. Теперь пришло время их достать.

Его двойник постоял на месте еще какое-то время, несколько раз повторил фразу «я – Палыч» и отправился к выходу с территории парка.

Несмотря на ранний час, перед воротами стоял крупный лысый мужчина и рассыпал голубям зерно.

– Я хочу быть с вами… Вы так красивы… Я хотел бы всегда кормить вас… – говорил лысый, тем самым подтверждая, что утро – время птиц и сумасшедших.

Двойник сторожа понаблюдал за кормящим голубей человеком и, раздувшись до его размеров, проскрипел:

– Я хочу быть с вами… Вы так красивы… Я хотел бы всегда кормить вас…

Получилось не слишком похоже. Двойник лысого толстяка немного потренировался и двинулся вдоль парковой ограды.

Он долго шел, никого не встречая, пока не увидел остановку троллейбуса, под козырьком которой стояла юная проститутка.

У нее были точеные ножки, обесцвеченные длинные волосы и свежий фингал под правым глазом.

Двойник толстяка задержал на ней свой взгляд и, остановившись, произнес:

– Я хочу быть с вами, вы так красивы, я хотел бы всегда кормить вас…