Рафаэль Лафферти - Сердитый человек

К человеку привязался жизнерадостный щенок — серия истеричных повизгиваний и виляющий хвост, которые порадовали бы сердце кого угодно. Трогательное ожидание и безграничная любовь в сияющих глазах и шерстистый крестец, — было на что полюбоваться. Весь мир обожает таких щенков.

Джордж Гневни мощным пинком отправил щенка высоко в воздух. Врезавшись в стену, разбитое существо издало душераздирающий визг, который расколол бы сердце каменной жабе.

Гневни почувствовал отвращение к себе.

— Всего на десять метров. А должен был послать на двенадцать. В следующий раз прибью блохастую шавку. Сегодня все идет наперекосяк.

Щенок был ненастоящий; он был лучше настоящего. В поведении настоящего щенка, в том, как он выражает радость или визжит от боли, есть что-то притворное. Но фиглярство этого щенка выглядело совершенно искренним. Устройство было сработано компетентным исполнителем, и сработано на совесть.

В любой момент щенок был готов повторить ту же самую сцену.

К Джорджу подошла старая разбитая параличом дама, трясущаяся от беспомощности. Ее лицо, еще хранящее признаки былой красоты, отражало спокойную уверенность в том, что боль никогда не покинет ее.

— Доброго вам утра, мил человек, — сказала она Гневни.

Он выбил из-под нее костыли.

— О, я уверена, это был несчастный случай, сэр, — задыхаясь, произнесла она после того, как пошатнулась и чуть не упала. — Не будете ли так добры подать мне костыли? Я совершенно беспомощна без них.

Гневни ударом сбил ее с ног. Потом он попрыгал на ее теле. После сильного удара обеими ногами в живот он оставил ее корчится на тротуаре.

И снова Гневни почувствовал отвращение к себе.

— Похоже, сегодня не мой день, — сказал он, — Не понимаю, что со мной творится.

Дама была настоящая. Мы опасаемся защитников собак, но не боимся защитников людей. Их очень мало. Поэтому женщина была не искусственная. Она состояла из настоящей плоти и крови, — минимального количества того и другого. Тем не менее, она не была ни калекой, ни старухой, она была женщиной атлетического сложения. И еще эффектной девушкой — до того, как нашла свое истинное призвание. Еще она была одаренной молодой актрисой и старательно играла роль старой дамы, разбитой параличом.

Гневни направился на работу в Институт кортикоидов [1] Кортикоиды — гормоны, вырабатываемые корой надпочечников. — Прим. пер. , прозванный в народе «Молочной фермой».

— Тащи мои вещи, глупая ворона, — проворчал он симпатичной помощнице. — Вижу, крысы снова копались в твоих волосах. Ты деформирована от рождения или поддерживаешь такую осанку с какой-то целью? Знаешь, существует предел, после которого неряшливая внешность перестает быть достоинством.

Юная помощница расплакалась, но не очень убедительно. Она ушла за вещами Гневни. Но она принесет только часть из них и не совсем то, что нужно.

— Старина Джордж с утра сам не свой, — заметил унтер-доктор Котрел.

— И верно, — согласился унтер-доктор Девон. — Придется что-нибудь придумать, чтобы разозлить его. Непозволительно оставлять его в таком настроении.

Необходимый пара-нексус оказалось невозможно синтезировать. Они опробовали множество субстанций и признали все их неудовлетворительными. Препарат требовался для претенциозного функционирования «запрограммированных», причем, нужен был препарат высшего качества. Существовал только один вариант наладить бесперебойные поставки.

Некоторое время назад они выделили из него компоненты кортин и адреналин и пробовали синтезировать по упрощенной формуле. Позже они выделили десяток других компонентов, а потом сотню. В конце концов они признали его таким, каков он был, — слишком сложным, чтобы синтезировать, слишком важным для «запрограммированных», чтобы пренебречь им, и слишком ценным в его наиболее эффективном варианте, чтобы получать из случайных образцов. Его можно было взять только у людей, а высококачественный — только у людей особого сорта. Очень сложная субстанция, но в институте ее прозвали «собачьим маслом».

«Peredacha» была приятным небольшим приспособлением — «сомнительным механизмом», или «женщиной» вида, который когда-то называли homo canventus или робот , а теперь — «запрограммированный человек».

Она имела систему распознавания звуков, намек на развивающуюся оригинальность, потенциал для роста и аккуратность механизма и облика. Она могла выполнять тончайшую работу, сопряженную с высоким риском. Она была одной их тех, в ком добавленная искра не пропадала зря.

Они всегда старались использовать все то лучшее, что было в обоих видах.

«Запрограммированные люди» во многих отношениях превосходили древних бекензионовых людей (или просто людей). Их отличало лучшее эмоциональное равновесие, большее усердие, отличная приспособляемость, более обширная память и превосходная способность к запоминанию, — соответственно, более быстрый поиск решений. Но была одна вещь, которой не имели даже наиболее способные из «запрограммированных» и которую часто можно было найти у самых посредственных из людей. Вещь, для которой трудно придумать название.

Она немного расширяла возможности; но «запрограммированные» и так обладали значительным превосходством над людьми. Она затрагивала процесс творчества, хотя «запрограммированные» были несомненно более креативными, нежели люди. Она была восхождением к случаю; «запрограммированные» могли сделать это более изящно, но иногда менее эффективно, нежели люди. Она была выходом за рамки, абсолютным отсутствием удовлетворенности, внезапным приливом силы или интеллекта, поразительной властью в моменте, вещью, которая создавала разницу.

Ее обнаружили сами «запрограммированные», потому что они чувствовали разницу более отчетливо. Их техники создали систему. Она ничего не стоила людям, и была очень выгодна «запрограммированным».

На многих из них, естественно, она оказывала незначительное воздействие; но избранных она возвышала до уровня гениальности. А многие из тех, кому не повезло стать гениями, становились специалистами высочайшего класса, — и все из-за особой добавки, извлекаемой из человека.

Произошло что-то вроде скрещивания двух рас, таких различных, что у них не могло быть настоящего гибрида, — у одной из них отсутствовала способность к воспроизводству. Изменения у «запрограммированных», иногда значительные, вызывала вытяжка из надпочечника человека.

Существовало лишь несколько постоянных источников высококачественной субстанции, — и каждый из них вызывал свой характерный побочный эффект. Часто «запрограммированный» начинал ощущать непосредственное родство, редко взаимное, с человеком-донором. Например, Передача, очень чувствительная «запрограммированная», остро ощутила родство с донором, когда ей ввели препарат.