Юлия Зябрева - АнтиСУМЕРКИ. Блог вампира

-- Что ты делаешь? -- спросила я.

-- Разбираю вещи, -- просипел Игорь.

-- А на себя напяливаешь зачем?

-- Да хотел вынести, на верёвках развесить на солнце, просушить, а так нести удобнее.

Я решительно содрала с него меховую шапку и стёганную куртку. Три шерстяных свитера он снял сам. Я помогла ему вытащить на улицу зимние вещи и разложить-развесить их для просушки, и мы вдвоём засели в тени большой яблони перевести дух.

С Игоря уже сошла болезненная краснота от перегрева, зато остался яркий румянец смущения. Похоже, так сильно и так часто он смущался только в моём присутствии. Не зря же петь серенаду пришёл именно под моё окно!

-- А я к тебе почту смотреть.

-- Почему-то ни на миг мою голову не посетили сомнения в том, что это и есть причина твоего появления в моей скромной обители.

Он вскинул бровь, и я улыбнулась. Вот из таких мелочей, как своеобразная мимика, манера изъясняться, странные на первый взгляд жесты и одежда и складывается неповторимый облик человека.

-- Если бы ты только могла знать, сколь велико моё желание как можно дольше оттягивать момент просмотра почты, -- в красивом, поставленном голосе парня сквозило сожаление.

-- Но тянуть и оттягивать нечего. Я же говорила -- это очень-очень важная переписка.

-- Тогда не смею более задерживать тебя на пути к твоим важным-важным делам, -- он шутливо раскланялся, я подыграла, достоверно изобразив книксен.

Нетерпение и предвкушение кипели внутри меня, пока мы шли в комнату Гара, пока загружался компьютер. А когда отказался с первой попытки подключаться интернет, меня охватило отчаяние... и не было предела радости, когда я всё-таки прорвалась к своему почтовому ящику.

Мне ответили все.

Нет, не так.

Мне ответили -- ВСЕ!

Вот теперь пусть Фил капризничает, как хочет, а у нас будет всё, что мы -- я! -- спланировали. И фейерверк, которого Фролищи отродясь не видывали, и живая музыка, и мороженое двадцати сортов, и даже группа байкеров, показывающих высший пилотаж каскадёрского искусства и бои на мечах!

Игорь не позволял себе подглядывать, поэтому даже представить не мог, почему постоянно раздаётся Верин боевой клич "Йо-хо!" в моём исполнении.

Я снова позволила проводить себя, и только у дверей уже задумалась, как далеко может Гар зайти в мечтах, раз я к нему так благоволю. Вон, второй день подряд гуляем вместе... от его дома до моего... а сколько надежды в глазах, а как широко развёрнуты плечи от гордости, что рядом идёт такая девушка!

Вечером, когда мы только-только успели поужинать, со стороны двора полились гитарные переборы. Клянусь, я сразу же, ещё до того, как зазвучал голос, поняла, что это Эдик.

Тётя Валя недовольно сморщилась. Неужели и она тоже верит в эту детсадовскую почти-не-страшилку про оборотничьи леса и вампирские?

Я поскорее смоталась к себе наверх.

Я еле сдержала слёзы.

Мы с Эдиком ещё ни разу не говорили напрямую о том, что чувствуем, без обиняков, без каких-то дурацких шуточек и подколов. Я даже сомневалась, что он испытывает ко мне хотя бы в сто раз меньшее, чем я к нему, чувство... а вот уже второй раз мне кажется, что песней он признаётся мне в любви.

У меня от этого кружится голова и замирает сердце. Так болезненно. Так сладко.

И я не бегу к нему лишь потому, что знаю: стоит мне появиться, и он исчезнет.

Когда я медленно вышла в сад, умоляя небо, чтобы Эдик не ушёл, чтобы он остался, дождался меня, поговорил со мной или хотя бы ещё раз спел песню, эту ли, другую, всё равно, у порога стояла низкая широкая бочка, которой раньше здесь не было, и в ней плавали кувшинки.

Эдика не было. Но кувшинки пахли Эдиком.

Я просидела рядом с бочкой, которую принёс Клюев, чуть не до рассвета. Пару раз ко мне выходил папа, садился рядышком, улыбался. Он удивился, увидев импровизированный пруд, но не стал задавать лишних вопросов. Просто попросил ещё раз, чтобы я не делала глупостей, а я не стала разрушать нежное очарование и тонкую романтику ночи и расспрашивать, о каких таких глупостях он постоянно толкует.

Под утро вышла тётя Валя. Снова поморщилась, чихнула.

-- А шла б ты спать, Надя. Уже ведь даже не поздно, уже рано!

Я тихо рассмеялась и... ушла спать.

Мне приснилось, что я и Эдик -- два эльфа, живущих в белой водяной лилии. Мы собираем пыльцу и варим из неё варенье, летаем в гости к соседним эльфам, Вере и Филу, делимся с ними заготовками, а они щедро отсыпают нам сушёных комаров и маринованной плесени...

Утро настало светлое, хотя почти всё небо заштриховали перистые облачка. Ветер ласково что-то внушал соснам, и те кивали, со всем соглашаясь.

Тётя Валя убежала на работу. Папа сидел со скучающим видом, ковыряя в тарелке с кашей. Поздоровался, как с другой планеты. Похоже, это не скука -- отрешённость.

-- Пап, что-то случилось?

Он поднял на меня прозрачные глаза. Мне кажется, или он чуть не плачет?

-- Это, дочь, с какой стороны посмотреть. С одной -- так ничего не случилось. А с другой -- настоящая катастрофа.

Это пояснение папа счёл достаточным и вернулся к важному занятию. Он не бесцельно ковырял кашу, а выкладывал из неё пацифистский знак мира. Я видела его вверх ногами, поэтому мне он казался руной "альгиз", вписанной в круг. Как-то с полгода назад прикупила себе книжку про руны, читала вечерами, разбиралась. И ещё не успела забыть, что перевёрнутый "альгиз" говорит о недостижимости желаемого прямо сейчас.

Интересно, те, кто проектировал знак мира, знали о том, что он так похож на руну с таким значением? А потом ещё удивляются, мол, войны всё идут.

Но папа говорил о катастрофе.

-- Э-э... а подробнее?

Он вздохнул и закрутил вилкой по тарелке спираль из каши.

-- Помнишь "ниву", на которой тебя встречали?

-- Ну да.

-- У неё сел аккумулятор и прокололись два колеса.

Я с облегчением выдохнула, не удержалась от беззаботного комментария:

-- И вся катастрофа!

-- Надь, я сегодня должен был отвезти в Дзержинск кое-какие очень важные документы.

Исходя из того, что мой папа заведовал библиотекой во Фролищах, которая напрямую включалась в библиотечную систему Дзержинска, под "кое-какими документами" подразумевался квартальный отчёт. А то, что рассказывалось в этом доме о "дзержинских начальниках", не оставляло сомнений: папу подвергнут пытке с пристрастием, если отчёт не поступит в срок.