Юлия Зябрева - АнтиСУМЕРКИ. Блог вампира

Я растаяла. Меня хватило только на то, чтобы ответить вежливыми улыбками на приветствия Эдиковых сестёр и заметить исполненный вселенской тоски взгляд Игоря.

Раньше я не понимала - как это, просто сидеть рядом, держаться за руки и молчать? Теперь же сидела рядом со своим любимым и понимала, что могу так просидеть целую вечность... странно. В последнее время стало слишком много моментов в моей жизни, в которых мне хочется остаться навсегда.

А как же развитие, личностный рост, самореализация и прочее, прочее, прочее?

Я искоса рассматривала профиль Эдика.

У моего любимого чуть припухли нос и губы, горло его было аккуратно обёрнуто лёгким шарфиком. И веки чуть отекли. И тело горячее обычного.

-- Эдик... тебе очень плохо?

-- Нет! Мне очень хорошо, потому что ты рядом! -- героически просипел Клюев.

Боль стиснула сердце. Ну почему он заболел? Почему не я? Случись у меня ангина -- внеплановый стакан крови снял бы её моментально, любую. А Эдик... ему теперь лечиться, пить...

Ха. А почему бы ему не попить целебных отваров?

Я вскочила, отряхиваясь от прилипшего песка.

-- Как ты себя чувствуешь?

-- Э-э...

-- Ясно. Плохо. Идти сможешь?

-- Да! -- шёпотом воскликнул Эдик, и я, в мгновенье ока свернув и свой, и его пляжные коврики, ухватила его под руку и потащила в лес.

Мою спину... да чего уж там, не столько спину, сколько некую часть тела чуть пониже, прожигал взгляд Игоря.

Да. Теперь он точно знает, кто его соперник.

У меня в планах было найти листья мать-и-мачехи и малину.

Сначала, уходя от пляжа, мы с Эдиком чуть ли не бежали, причём, стоит отметить, по его инициативе. Потом я стала замедлять движение и тщательнее приглядываться к траве и кустам.

Похоже было, что сосновые боры -- не лучшее место для малинников и мать-и-мачехи. Хотя должна же ведь расти, неприхотливая к почве, да ещё в высокой влажности... но она всё никак не попадалась. Увы мне, других трав для лечения горла я не знала. Да и вообще, просто других трав тоже. Смутные отголоски школьной программы по ботанике плавали в голове, противореча друг другу. Интуитивно понятные слова типа "биогеоценоз" "экосистема", "микобиота" проносило мощным течением мысли, да так, что я не успевала толком понять их значения. А ведь когда-то знала, раз вспомнила.

Эдик, который всё время грыз какие-то травки, скоро заметно повеселел. Может, он, как кошка или собака, интуитивно выбирал целебные?

Говорит он мог только с большим трудом, поэтому мы больше молчали. И это было изумительно! Всё-таки совершенно особое чувство вызывает такое безголосое взаимопонимание. Свернуть налево или направо? Не вопрос, мы свернём в одну сторону. Взобраться на пригорок или спуститься в овражек? Но мы оба захотим на пригорок... остановиться и безоглядно предаться поцелуям?..

Мы побоимся.

Мы будем долго переглядываться, замедлять шаг и снова ускорять, но повторить вчерашний подвиг будет страшно. Ведь вчера было... что-то совершенно не поддающееся никаким описаниям! А вдруг сегодня поймём, что всё на самом деле не так, вдруг очарование первого поцелуя убьёт второй?

Сегодня решительность обуяла Эдика.

Говорить он опасался из-за боли. Подозреваю, что целоваться тоже. Но именно он вдруг притянул меня к себе и, сначала осторожно, потом всё смелее и смелее, принялся целовать.

Я столько раз читала о том, что во время поцелуя весь мир перестаёт существовать, время останавливает свой бег, в животе порхают бабочки, и так далее, и тому подобное в том же духе. Наверное, я читала про поцелуи людей! А у меня, вампира, резко обострялись все чувства. Я видела, слышала, осязала, обоняла всё стократ ярче. Каждую иголочку на сосне. Каждый листик папоротника. Каждую птичью трель в радиусе ста километров... если бы только птичьи трели и наполняли воздух! Ведь одновременно с ними звучали козы, коровы, машины, люди, куры, собаки... зато изо всех запахов я могла ощущать только один.

Запах крови Эдуарда Клюева.

И это было прекрасно.

И ещё одно мгновение попало в копилку тех, которые мне хотелось растянуть на целую вечность...

Мы бродили по лесу, уже напрочь забыв про малину и мать-и-мачеху. Нам просто было хорошо вдвоём. Так и настолько хорошо, что, когда вдруг сумерки под сенью сосновых крон стали сгущаться в ночь, мы удивились и впервые за весь день обратились к часам.

Вот ведь! Одиннадцатый час!

-- Я так полагаю, к ужину мы опоздали? -- мечтательно прошептал Эдик, берегущий голос, и я так же тихо отозвалась:

-- Похоже, мы опоздали и к первому ночному чаю!

-- Но что нам тогда мешает прийти к завтраку?

Горячая волна странной смеси чувств обдала меня от головы до ног, если точнее, от уха, в которое мой любимый выплеснул горячий выдох, и до самых-самых пяточек. В этой волне прослеживались и внезапный стыд, и безотчётный страх... но преобладала всё-таки радость. Сметающая всё на своём пути, яркая и переливчатая радость, от которой не хотелось кричать дуриком и прыгать, но хотелось прижаться потеснее к Эдику и сказать ему большое спасибо, тихо-тихо сказать, на ушко, чтобы и ему от моего дыхания стало жарко...

Мы никуда не спешили, бредя наугад между тёмных стволов.

-- Волшебное время -- сумерки, -- шепнул Эдик.

Я тихонечко, чтоб не разрушать до конца мирное очарование момента, ответила:

-- А мне больше ночь нравится!

-- Ночью слишком уж темно, -- усмехнулся Клюев.

-- В этом-то и вся прелесть! --клацнула я зубами рядом с его носом.

-- Ой!

Эдик отшатнулся.

Я смутилась.

-- Прости, не хотела тебя пугать...

-- Да ты и не напугала...

И мы побрели дальше, пока вдруг не вышли на пригорок, с которого деревья сбегали редеющей гурьбой до середины склона, а внизу стоял завод. Заброшенный завод! Его кирпичные стены, на которых ещё кое-где сохранилась штукатурка, казались призрачными. У горизонта над ними виднелась малиновая полоска заката.

А в небе висела полная луна, и рядом чернела заводская труба...

-- Как красиво... -- выдохнули мы в один голос.

Не сговариваясь, расстелили пляжный коврик прямо там, где нас застало это волшебное зрелище, и, обнявшись, залюбовались луной.

К утру я всё-таки вернулась домой.

Во всех окнах горел свет. На пороге сидел папа.

С ремнём.

Да уж...

Эдик галантно помог мне преодолеть препятствие в виде калитки, прошёл вместе со мной по дорожке и очень вежливо улыбнулся папе:

-- Здравствуйте, Фёдор Борисович!

-- Здравствуй и ты, Эдуард, -- ответил мой папа, и я не удержалась, спряталась за спину Эдика, чтобы только волны холода, исходящие от родного отца, не превратили меня в ледяную скульптуру.

-- Привет, па... -- робко высунулась из своего надёжного укрытия. Взгляд тут же натолкнулся на безвольно свисающий с папиного колена кончик ремня.