Олег Пелипейченко - В Греции всё есть

Смешок. Ещё несколько. Смех дробится, скачет по гальке, прыгает стайкой солнечных зайчиков по зелени олив. Тени складываются в весёлую маску.

— Гера приказывает тебе покарать Фивы.

— Я не хочу никого карать! Верните меня в пещеру!

— Молчи, отродье чудовищ! Не забывай, что вы более не повелеваете Геей. Медузу наказали за своеволие — хочешь разделить её судьбу?

— Пока я не проявила себя как чудовище — я человек!

— Медуза тоже была человеком. Пока не понадобилась Посейдону. Гере нужна твоя кровь. Хочешь жить — плати.

Молчание. Пение неутомимых цикад. Буквы роятся на коре.

— На тропе на Фикейской горе есть узкое место. Будешь там сидеть и задавать каждому прохожему загадку. Если человек её не отгадает… что ж, в этом и будет заключаться его вина.

— Какую загадку?

Птица мечется в небе в неистовом танце.

— Ты будешь спрашивать каждого, кто такой человек.

— Что?! Но разве ответ не очевиден?

— Ты хочешь сказать, что знаешь разгадку?

— Конечно. Человек — это… ну… у человека две руки, две ноги… круглая голова… Человек — это тот, кто похож на меня.

Смешки сыплются на травяной ковёр лужайки. Тростниковые свитки унизаны кольцами.

— По-твоему, человек — это тот, кто выглядит, как человек? А если вот так?

Плечи, живот, ноги скручивает ломящая боль, девушка кричит. По мышцам пробегает судорога, тело вспухает на глазах, огромные когти разрывают изнутри набухшие ступни и кисти рук, спина разламывается на два огромных крыла.

— Ты по-прежнему человек?

Сфинкс с трудом поднимает веки.

— Человек — это тот, кто чувствует себя человеком…

Струны-паутинки между изогнутых веток. Невыносимый звон в ушах, сознание мутнеет. В распластанное на траве тело понемногу вползает безразличие.

— И кем ты себя чувствуешь сейчас?

Тишина. Петля из побега плюща.

— Никто, кроме великих богов, не способен постичь истинной сути понятий. Фивы будут покараны.

Танец. Пение. Струны лиры. Венок из плюща. Тонкий свиток. Небо. Буквы. Маска, перекошенная улыбкой.

Гора Геликон.

Солнце — прекрасный мужской лик — слепит глаза.

— Ты станешь прежней в тот момент, когда прозвучит правильный ответ. После этого будешь свободна.

В диковатых глазах — отчаяние и бездумная ярость.

Идеально чистая вода Иппокрены перекатывается через камни, соскальзывая с их круглых верхушек. Чуть подсохшие валуны сверкают белыми боками, неприятно напоминая голые черепа. Но вот следующая волна окатывает каменную россыпь, подводные тени застревают в её щелях и колышутся в придонном течении…

…На узкой, шириной в один шаг, тропе стоит Эдип. Чудовище перед ним ждёт, нервно переступая лапами.

— …Это существо, которое, имея один и тот же голос, становится поочередно четырёхногим, двуногим и трёхногим, — говорит юноша после долгого обдумывания.

Сфинкс издаёт короткий разочарованный рёв, мягким прыжком поднимается в воздух, отлетает назад для броска и на несколько мгновений зависает над пропастью.

Эдип изгибает губы в усмешке и произносит правильный ответ. Дородная женская тень за плечом юноши одобрительно кивает.

Горбоносый троянец важно откашлялся и жестом приказал кучке финикийцев проследовать к очередной достопримечательности.

— А это предмет нашей особой гордости. — Он подошёл к деревянному исполину и, каким-то чудом глядя на него свысока, похлопал по шершавому дереву. — Неудачники, которые вчера ещё стояли лагерем у стен города, посчитали нас полнейшими болванами и решили, что могут провести воинов великой Трои с помощью такой вот примитивной уловки. Разумеется, мы сразу же заперли потайную дверцу на замок и установили коня на главной площади — как символ нашей победы. Хотя художественной ценности он, как видите, не представляет, но для истории и так сойдёт. Почтенные, вот ваши оплаченные снаряды, только побыстрее, пожалуйста: у нас сегодня ещё несколько групп.

Троянец высыпал из кожаной сумы в большую треснутую миску примерно три мины смокв, и смуглые туристы тут же засуетились, разбирая изрядно подгнившие плоды.

— Эй, там, наверху! — крикнул экскурсовод, постучав кулаком по конской ноге. — Просыпайтесь, гости пришли.

В небольшом окошке возникла покрытая синяками физиономия Одиссея. Курчавая голова дёргалась, пыталась укрыться за перегородкой, но чьи-то грубые руки держали её за виски, не давая пошевелиться.

Самый высокий финикиец вышел вперёд, прицелился и метнул одну за другой пять смокв. Темнобокие плоды свистели в воздухе и с громким хлюпом врезались в перегородку между окошками. Вкусно запахло спелым инжиром; внутри коня глухо застонали.

Следующий гость оказался более метким и первой же смоквой засветил несчастному прямо в лоб. Одна из рук, удерживавших голову мишени, тут же стёрла фруктовые ошмётки со свежей шишки; после непродолжительной, но ожесточённой возни послышалось громкое чавканье. Как только оно прекратилось, лицо Одиссея опять выставили в окошко, под которым уже разминался следующий метатель.

Постепенно миска опустела. Экскурсовод, аккуратно подсчитывавший попадания, подвёл итоги и вручил победителю резную деревянную фигурку, в которой с трудом угадывался медведь. Финикиец счастливо улыбался и тыкал призом в лица сородичей.

Тем временем в окошке рядом с мишенью показался чей-то опасливый глаз, и через мгновение сверху упала верёвка. Троянец привязал к её концу наполовину опустевшую суму, подёргал пару раз, и остатки снарядов быстро поползли вверх. Дождавшись, пока сверху сбросят пустой мешок, экскурсовод повернулся к своим подопечным и несколько раз хлопнул в ладоши:

— Всё, уважаемые, развлечение окончено. Сейчас скоренько идём этим переулком осматривать резной жертвенник Посейдона, скоренько, не задерживаемся. По дороге я вам немного расскажу о его художественной ценности. В мотивах резьбы на стенах жертвенника, как отмечается в свитке достопочтенного Лесха, ощущается явная схожесть с традиционными сюжетами кикладских мастеров…

Скрипучий голос экскурсовода постепенно затерялся в площадном гуле. Ахейцы расположились на полу своего застенка и облизывали липкие от сока пальцы.

— Ну что, придурок хитроумный, доволен? — наконец зло процедил Диомед, подбрасывая и ловя сухую персиковую косточку. — Который день из-за тебя тут сидим…

— Так уже сто раз говорил: если б хоть чем покопаться в этом проклятом замке… — невнятно пробубнил Одиссей, ощупывая языком шатающийся зуб. — Чем-нибудь тоненьким и металлическим… Эй, ты чего делаешь?! — вдруг заорал он хриплым голосом.

Туповатое лицо Ферсандра медленно повернулось к нему.

— А чо?