Исин Нисио - Nekomonogatari(Black)

– И как же за такую мелочь отец может ударить дочь?

– Подумай, Арараги-кун. Представь, тебе сорок, представь семнадцатилетнего ребёнка, с которым ты незнаком, который ведёт себя так, будто знает, о чём говорит. Разве это не разозлит и не оскорбит тебя?

– …

Семнадцатилетний ребёнок, с которым ты незнаком.

Что это за мазохистский взгляд.

Он ещё страшнее, чем то, что Ханекаву ударил отец.

Нет, это не был страх.

Я понял, почеум дрожал.

Я чувствовал себя неуютно.

Я не заимствовал слова Ошино.

Это чувство было во мне – мои слова, мои настоящие чувства.

Из-за Ханекавы Цубасы я чувствовал себя неуютно.

Хоть она и не звала их семьёй, хоть она и сказала, что они подделка, хоть она и чувствовала холод – теперь Ханекава Цубаса защищала своих родителей.

Я не знал, от меня, от общества или ещё от кого.

В любом случае.

Она хотела защитить родителя, который не был родителем.

Родителя, ударившего свою дочь.

Ханекаву.

Как её друг, я чувствовал себя неуютно.

Что с ней.

Что за чертовщина.

– С насилием ничего не поделать? О чём ты? Разве это ты должна говорить? Разве это не самое непростительное…

– Всё хорошо, это случилось всего один раз, – сказала Ханекава.

Нет.

Я дал ей сказать.

– Кстати говоря, напомню, что ещё недавно я ударила тебя, Арараги-кун. Ты зол на меня?

– Нет, это…

Это моя вина.

Хотя цель оправдывала средства, неудивительно, что парень, задравший юбку одноклассницы, получил пощёчину.

– Видишь? Следовательно, ничего не поделаешь.

Ханекава невинно улыбнулась – она не пыталась казаться сильной или заслужить мою симпатию, она говорила абсолютно искренне.

– Такая уж я – если меня бьют, ничего не поделаешь.

– …

Не то чтобы я забыл все слова.

Нечего забывать.

Нечего говорить.

Интересно, как Ханекава восприняла моё молчание…

– Помни, ты обещал, Арараги-кун, – напомнила она.

Она подошла на шаг ближе.

Она говорила так, будто инструктировала меня:

– Ты обещал, Арараги-кун. Ты обещал, что никому не расскажешь.

Никому.

Ни своим сёстрам. Ни своей семье.

– Ни школе, ни полиции.

Нет.

Я неправильно понял. Не только.

Я пообещал не напоминать об этом самой Ханекаве.

Вот что имела в виду Ханекава.

Рассказывая всю правду, она ограничивала меня.

Она заставила принести ей клятву, чтобы запутать меня – ради её родителей.

Чтобы защитить.

Отца, который ударил её.

Мать, которая просто смотрела.

Двух совершенно чужих людей.

– Н-но как я могу…

Почему-то я задохнулся, видимо, из-за дрожи.

– …сдержать такое обещание.

– Прошу, Арараги-кун, – сказала Ханекава.

Всегда искренняя Ханекава Цубаса склонила голову перед столь неискренним человеком, который легко мог нарушить обещание.

Склонила очень низко.

Склонила голову с косами так низко, что я испугался, что её спина сломается, так низко, будто она тонула во тьме.

– Никому не говори.

– Ханекава, но я…

Я всё ещё колебался, но Ханекава как машина повторяла те же слова:

– Никому об этом не говори. Если ты будешь молчать, я сделаю что угодно.

– Э?! Правда?! Ханекава сделает для меня что угодно?! Ура!

Я заглотил наживку.

– А… Арараги-кун?

Я застыл в позе победителя, подпрыгивая на месте и крича от радости, а Ханекава уставилась на меня, не пытаясь скрыть изумления, и сделала шаг назад. Даже два или три шага.

Как будто её сердце было намного дальше.

Но в тот момент меня это не волновало.

Ханекава сделает для меня что угодно?

Ханекава Цубаса?

Если я буду молчать?!

– Ох, что мне делать. Что бы у тебя попросить, что бы у тебя попросить… Что бы лучше всего у тебя попросить? А, подожди. Не волнуйся, в такой момент нужно хранить хладнокровие. Ты должен быть серьёзен. Воспользуйся беспрецедентным шансом.

– Ч-что? Вот так ты реагируешь? Что за цирк? Разве в такой момент ты не должен быть тронут моей искренностью и с сомнением пообещать хранить молчание?

– Искренность? Что это?

Идёт она лесом.

Не имея сил сдержаться, я ходил туда-сюда без всякой цели, затем стал нарезать круги. Третья сторона нашла бы такое поведением крайне подозрительным, но меня не волновало общественное мнение. Меня даже не волновала нахмурившаяся Ханекава.

– Всё. Когда ты так говоришь, я даже не знаю, что выбрать. Чёрт, моя нерешительность так мешает. В такие минуты мужчина из мужчин смог бы моментально выбрать.

– Я думаю, это был бы худший из мужчин…

Ханекава была в ужасе.

Она была готова пуститься в бегство.

– Скажи, Арараги-кун. Помнишь нашу серьёзную беседу несколько минут назад?

– Нет.

– Не помнишь?

– Кто такой Арараги-кун?

– Ты и своё имя забыл?…

«Какой непредсказуемый поворот», – вздохнула Ханекава, держась за голову. Я был рад, что смог так шокировать её тем, что забыл своё имя, но неважно, как звали этого скромного дурака. Важны только слова, которые Ханекава сказала только что.

– Да, Ханекава Цубаса-сенсей готова ублажить Арараги-куна, я сделаю всё, что ты мне прикажешь ~☆.

– Я этого не говорила!

Ханекава разозлилась.

Но её ругань на меня никак не повлияла.

– И кто такая «Ханекава Цубаса-сенсей»?!

– А, прости. Я размышлял о том, как буду себя вести, если ты будешь играть роль учительницы, и по ошибке озвучил эти мысли.

– Что за чушь у тебя в голове?!

– Эй, Ханекава, так о чём мы говорили?

– Ох…

Несмотря на то, что ее переполняло недовольство, честность девушки не позволяла ей отступиться от своих слов и отказать мне.

– Никому не говори.

– Не это! То, что сразу после этого сказала.

Впервые я слышу эти слова.

Они звучат так свежо!

– Если ты никому не расскажешь, я сделаю что угодно…

– Я не слышал тебя из-за электромагнитных волн из космоса! Повтори ещё раз вторую половину!

– …

Ханекава больше не хмурилась, её взгляд прожигал меня насквозь [38].

Ух.

Если возможно, я бы хотел, чтобы она сказала это, сгорая от стыда, с пылающими щеками, но о таком я не попрошу. Меня устроит полное подчинение, даже если в сердце она будет презирать меня.

…Может, это все моё воображение, но мне кажется, будто презрительный взгляд сейчас принадлежит не одной Ханекаве. Мне даже кажется, будто я слышу, как люди, попавшие сюда после экранизации, смотрят на меня и внезапно закрывают книгу.

Неважно.

Кто-то, возможно, важный человек из прошлого говорил мне, что надо жить, оставаясь самим собой, невзирая на мнение других людей. Спасибо тебе, герой из прошлого.

– Я сделаю что угодно, – повторила Ханекава.

Впечатляюще монотонный голос.

– …

Как я и думал, монотонный голос меня не устроил.

– Прошу, больше эмоций.

Тот, кто хотел абсолютного подчинения, как ни странно, просил, низко склонив голову.