Светлана Захарова - Покушение Аллисы

— Эй! — сказал я. — Домой не пора?

— Папа! — Аллиса повернулась ко мне. — Иди сюда!

— Кавабанга! — прорычало привидение. — Гаолян!

Оно выпрямилось во весь рост, и обнаружилось, что призрак около двух метров ростом, к тому же упакован в доспехи и вооружен двумя острыми мечами.

— Пап! — крикнула Аллиса. — Не бойся!

Почему не надо бояться, я, честно говоря, не понял, потому что привидение, зарычав: «Банзай!», кинулось на меня, размахивая обоими мечами сразу. Влупив сразу три заряда в призрака и поняв, что тому от них ни горячо, ни холодно, я бросился домой, вопя, как последний самурай, кидающийся на толпу врагов.

И первым делом получил полновесную пощечину от супруги.

— Где наша девочка? — шумела она. — Где она? Наверное, эта негодная бесплотная тварь уже сожрала нашу бестолковую Аллису и сейчас ковыряется в зубах, извлекая обрывки ее новенькой курточки!

— Ошибаешься, — пропыхтел я, захлопывая дверь, — наша бестолочь цела и невредима, зато бесплотная тварь скоро придет к нам в гости!

— И ты молчал! Я же ненакрашенная! — и мне была отвешена еще одна оплеуха. — Скотина! Где он?

И «он» тут же появился, выпрыгнув прямо из двери и взмахнув над нашими головами мечом (второй он, видимо, за ненадобностью, спрятал в ножны).

— Хатториханзо! — изрыгнул он, по всей вероятности, ужасное ругательство. — Сонничиба!

— Конничива! — заорал вдруг я, приняв единственно, как оказалось, верное решение. — Домо! Аригато! Ми каса эс су каса!

— Ю лайк джапаниз? — медленно сказал призрак в доспехах.

Не зная, как по-японски будет «да», я бешено закивал.

— Лайк ё… дося? — уточнило японское приведение.

— Дося! Дося! — подтвердил я.

— Домо, — кивнул японец. — Кэрихироюки тагава?

— Э-э-э, — я неопределенно повращал в воздухе пальцами — что, мол, поделать, раз такая тагава.

— У-у-у, — пробасил призрак. — Такешикитано.

Он церемонно поклонился, развернулся и бесшумно исчез в двери. Спустя минуту в дверь постучали.

— Стучится теперь, — пояснил я жене. — Стыдно стало, небось? Чем это я его пронял?

— Папа, это я! — послышался снаружи голос Аллисы.

Я загремел замком и впустил дочку. Которая немедленно получила по затылку от мамы.

— За что? — изумилась дочка. — Я же ничего не сделала?

— А кто натравил на нас чудовищного японца?

— Но я же не знала, что он такой чудовищный! — оправдывалась Аллиса. — Я просто разговорилась с ним еще в первый день. Он самый настоящий призрак. Пап, тебе имя «Нобунага» ничего не говорит?

— Что-то из древней истории, — неуверенно сказал я. — Я тебе не археолог, доча. Космобиолог я пока еще. А что?

— А то, что его зовут Нобунага, и он какой-то известный в прошлом воин. И он признал во мне свою пра-пра-пра-правнучку. Я ему рассказала про тебя, и он непременно захотел с тобой познакомиться и выразить свое почтение, а равно и удовольствие, что знаком со своими потомками.

— Не знаю насчет почтения, — проворчал я, — но то, что он был готов мне башку нахрен снести, это я догадался и без перевода.

— Просто в Японии другие нравы, — пояснила Аллиса. — А современные космобиологи слишком пугливы. Ой!

Наша мама была начеку. Не удовлетворившись, впрочем, подзатыльником, полученным Аллисой, она отвесила мне уже третью на сегодня пощечину и, произнеся несколько нелицеприятных высказываний в наш адрес, удалилась в спальню.

— Довольна? — спросил я дочку. — Оба схлопотали. Надеюсь, твой Нобунага больше не придет?

— Я тоже надеюсь, — сказала Аллиса. — Потому что он сметелил все огурцы и шпроты. Но, по-моему, он хочет еще. Слышишь, мам?

Мама, судя по всему, подслушивала, потому что оказалось, что собрать вещи и погрузиться во флаер можно всего за какие-то пятнадцать минут. Да и в Крым мы с тех пор не ездили. А жаль…

— Неть, — неожиданно высунулась из дыры в стене желтолицая башка. — Неть Айиси. Пьёпала. Или сбизяла.

— Это ты? — пристал с ножом к моему горлу доцент. — Ты ее надоумил, чтобы спряталась?

— Или сбизяла, — напомнил Юй.

— Или сбизяла! ТЫ?

— А если я, что будет?

— Зарежу!

— Тогда не я.

— Плохо, — Ползучий опустил нож и растерянно посмотрел на фикса. — Че делать-то? Не он, говорит.

— Зато смотьити, сьто я насел! — и вылезший наружу полностью Мамочка помахал в воздухе трендуном. — Вот! Тепей мы фсе узнаим пье девсеноську!

— Точно! — подскочил к нему доцент. — Это же Трендун! Давай, благородная птица! Поведай нам, о чем договаривались эти негодяи? А то шеи посворачиваю.

— Хорошо, — покладисто согласился птиц.

Я заскрипел зубами. Сейчас эта сволочь все расскажет! Хотя что он расскажет-то? Я же и сам не знал, куда подевалась моя дочь! Мне даже захотелось захихикать, но я связал эмоции узлом, крепко наступив сам себе на ногу, укусив губу и с разбегу жахнувшись башкой об выступающий кусок скалы. Эмоции тут же вырвались, и я огласил внутренность грота криком, заглушившим даже взявшего верхнее «си» Второго.

— Заткните его кто-нибудь! — попросил Ползучий. — Мешает сосредоточиться. Говори, птичка, говори!

— Слушайте, — охотно сказал трендун. — «Где же эта негодная птица? А! Вот она! Ой! Это не птица! А кто же это? Дядя Полозков, вы? Ой! Не надо! Я папе расскажу! Ай-я-яй! Хрясь! Бац! Шлеп! Что ж ты так со старшим-то? Иди-иди, а то все будет сказано!» Все, — и трендун театрально откланялся.

Я страшно посмотрел на Полозкова. Так вот откуда эти царапины на морде? Покрасневший же капитан отворачивался и заслонялся руками.

— Это все чепуха, — и Ползучий затряс завопившую птицу. — Где секретный договор о сбежавшей дочке? Куда она спряталась? Говори! Говори! Говори!

— Не знаю ничего! — трендун орал в две глотки. — Отпуститя! Хулиганы головы сворачивают! Эге-е-ей!

— Это чей это голос я там слышу? — гулко из корабля спросил Второй капитан. — Неужели это наш отвратительный двухголовый болтун?

— Это я, шеф! — пропищала птица. — Скажите им, чтобы отпустили!

— Не скажу, — ответствовал Второй. — Ты мне и раньше никогда не нравился. Чтобы я сейчас из-за какого-то тебя терял драгоценный камень?! Не бывать этому!

— А это мысль! — и доцент указал на нас. — Ну-ка, слуги мои верные, придайте этим почтенным господам кашеобразное состояние! Может, хотя бы вид их мотающихся на сталактитах кишок заставит смягчиться суровое сердце узника?

— Узника, — звучал непокорный голос, — не заставит смягчиться ничто. Разве что рассмеяться — это когда его бывший соратник с планеты Фикс от отчаяния рассадит себе пузо ножом и вывалит свой ливер на пол пещеры!

Фиксианец молча кинулся на дверь и принялся яростно грызть ее под заливистый хохот, раздававшийся изнутри.

— Я знаю, — медленно сказал доцент, — что надо сделать.