Николай Грошев - Начало

— Короче.

— Короче ему блин… — Штык вдруг резко выпрямился и с хрустом повернул шею. Глянул вниз, на бетон площадки. — Слышишь? Угловая квартира, ниже этажом.

Шкет прислушался. Бьётся сердце. Ещё одно. Всего четыре.

— И что? Там тишина полная. Что такое ты там услышал?

— Четыре сердца. — Штык радостно улыбнулся. Клыки медленно вылезали, распирая челюсть.

— И?

— А фыло фять.

Шкет не сразу понял сказанное. Пока соображал, Штык исчез. Смутно различимая тень пронеслась по лестнице, внизу заскрежетал металл, что-то громко треснуло, и глухо кто-то вскрикнул. Он поспешил вниз. Металлическая дверь стоит нараспашку, на бетонном полу лестничной клетки, оторванная ручка, замок вывернут наизнанку и в грязном коридорчике квартиры, над отчаянно трясущимся телом, склонился кто-то в тёмной куртке, громкие булькающие звуки издаёт, мычит тихонько. От удовольствия мычит, надо полагать…

— Аррр! — Зарычал Штык, оторвавшись от разорванной глотки худой, и при жизни-то бледной, а теперь и вовсе прозрачной женщины. Окровавленные клыки быстро втягивались обратно в челюсть, обретая почти человеческий внешний вид. — Вкусняшка! — Заявил сияющий вампир, поднимаясь на ноги. — С герычем. В крови чувствую, хороший, не бодяжный. Бля, — Штык моргнул и пошатнулся, — вшторивает. Это, братан, сори, тебе не оставил…, о, там ещё должно быть…

— Ну и за что ты её? — Шкет аккуратно прикрыл дверь, входя в квартиру. Отпустил ручку, дверь со скрипом пошла назад. Снова закрыл, снова открылась. Ругнувшись, закрыл и с силой дёрнул за ручку. С протяжным «дзинь», ручка отвалилась. Зато дверь закрылась наглухо, продавив косяки.

— Как за что? — Штык указал рукой вглубь квартиры, потряс указательным пальцем. Обернулся, рот открыл, руку опустил. Потом рот закрыл. Плечами пожал. — Разберёмся. Ща пошарим в хате, по любому найдём, за что я её того. А пока братан, я не знаю. — И руками развёл. Потом вспомнил и ладонью себя по лбу ударил. — Да ёпта! Сердце же одно потухло. Тут, в хате этой. Вот.

— Что блять вот?

— Ну, виноваты, значит все.

Тут в коридорчик, шатаясь, як озимый по весне, вошёл некто худой, серый с опухшими глазами. Впрочем, улыбался парень вполне счастливо. Пока не увидел лежавшее на полу тело. Отшатнулся, открыл рот и…, и Шкет ничего не смог с собой поделать. Тенью метнулся мимо Штыка, и клыки вампира вонзились в шею, одним движением разрывая артерию.

— Ты это, похавай пока. — Похлопал он друга по мелко вздрагивающей спине. Тот не ответил, усиленно глотал кровь, хлещущую из порванной глотки. Штык принюхался.

— Тема, тоже чувак с герычем в крови. А говорил, колоться не буду, геру не уважаю, эх, лгунишка. Гы. — Шкет подавился, но от раны не оторвался, только глаза скосил, злобно так глянул и зарычал. — Я пойду пошарю, ну, для совести отмазку найду. За что мы их сожрали-то, узнать надо правильно?

И пошёл. Квартира пустовата оказалась. Грязная, пыльная. Мебели немного, бытовых приборов — холодильник и шариковая ручка на полу. Чем-то знакомая обстановочка…, а, ну да, у него дома тоже самое было. Считай к себе и вернулся. В одной из комнат, нашлись ещё два сердца. Парень и девушка, молодые, совсем сопляки. В обнимку лежат на грязном топчане. Оба в полном отрубе. Штык присел рядом с ними и поднял руку парня. Дорожек нет, так, несколько следов. Недавно подсел. У девчонки тоже всего три прокола. Но кололи они геру — с ними всё кончено. Оба уже стабильные наркоманы. Если б ханка, ещё могли бы как-то слезть с иглы, а с таким редким товаром как героин, с иглы не убежать, такая игла прокалывает не только вену, она пронзает душу.

Пятое, остановившееся сердце, Штык найти не мог. Облазил всю квартиру. Нет никого и всё тут. Не уж то слух подвёл? Решил ещё на раз обойти.

— Ты чего?

— Ничего. — Шкет сидел на полу, возле мёртвого парня и смотрел куда-то в пустоту. — За что мы их?

— Пока не знаю. — Штык достал сигарету, прикурил. — Но я ещё раз сейчас гляну и найду за что.

Шкет послал ему не однозначный взгляд. Какой конкретно, Штык не разобрался. Что-то сложное там в эмоциональном плане было. Может, Шкета так с героина плющит? Всё-таки, с кровью когда, у него эффект довольно интересный. Это не то, что в вену колоть. Прихода реального, конечно, нет, но эффект этакий лёгкий балдёж, имеется. Это для него так, ни о чём, а как для Шкета, который кроме водки ничего не потребляет? Наверное, его так рубит из-за героина, растворённого в крови жертвы.

Так, всё-таки надо отмазку найти. Негоже вот так, на Кодекс, своего же изготовления, плевать.

Морально-нравственный момент, раз уж появился, должен остаться. Как говорил доктор Лектор «я ем людей не просто так, а потому что мне нравится вкус мяса»…, хотя это, пожалуй, ни к месту. Но звучит красиво. Так что пусть будет. Он ведь тоже не просто так их ест, правильно? Вот, нравится ему кровь и опять же, необходима очень. Такова уж его природа…, нашёл!

Штык сразу не заметил этой маленькой комнаты, а теперь увидел, вошёл и обнаружил маленькую колыбельку. А в ней свеженький труп. Маленький совсем, грудной младенец. А может и не грудной, а обычный, лысый такой…, чего он лысый-то? Побрили что ли? Или так и должно быть? Хм.

— Шкет.

— Чего надо? — Проворчал Шкет. У него почему-то желудок урчать начал.

— А младенцы они лысые?

— Чего? — Шкет решил что ослышался. На друга глянул, желудок опять заурчал.

— Ну, младенцы — это люди такие мелкие, знаешь да? — Шкет ответил долгим, немного злым взглядом. Штык кивнул и продолжил. — Они это, сами по себе лысые или с волосами?

— Лысые, пока маленькие. Потом обрастают…, вроде так.

— Во. — Воскликнул Штык, подняв руку. Смутился и затылок почесал. — Облом блин. Я думал они ещё и эти, извращенцы, над дитём измывались, побрили изуверы…, а пофиг. Уже и так заслужили.

— Ты о чём вообще?

— Отмазон нашёл. — Штык пальцем показал на тёмный вход в маленькую комнатку. — Ну, пятое сердце. Для совести отмаз. Ты глянь, может хандра пройдёт.

Шкет поднялся и пошёл в указанном направлении. А Штык стал сигарету докуривать, прислонившись стеной к косяку. Покосился взглядом на спящих юных наркоманов. Отвернулся, тряхнув головой. Снова покосился.

— Да блин…, валяются тут всякие, не пройти, не проехать…, и тут валяются и там валяются… — Он подошёл к спящим ребятам. Пристально глянул на девушку, на парня. Неосознанно облизнулся. Тяжко вздохнул и не в силах бороться с низменными инстинктами, махнул рукой. — Похер.

Клыки, тихонько скрежеща, поползли из дёсен, вновь расклинив челюсти.

Шкет стоял над колыбелькой. Минут пять стоял. Ребёнок умер недавно. От истощения. Его никто не кормил, наверное, дня три, а может дольше. Двое малолеток на топчане в углу, не могли быть его родителями, а вот съеденные ими наркоманы, вполне…, ребёнок, наверняка, долго кричал тут, в своей колыбельки. А мама не пришла. Она валялась на топчане под кайфом, со шприцем в руке.