Петр Бормор - Игры демиургов (сборник)

– Ясно. Но люди – не скот.

– Спорим?

– Спорим.

– Ну хорошо… Возьмем, для примера, какой-нибудь мир.

Демиурги взяли какой-то мир.

– Теперь выбери любой город.

– Вот этот.

– Очень хорошо.

– А теперь попробуй мягко убедить людей… ну, хотя бы плодиться и размножаться.

– А они что, не?!..

– Они да. Но недостаточно активно.

– Ну хорошо, я попробую. Сейчас я к ним обращусь…

– Да? И это ты называешь свободой выбора? Представь себе, ты человек, и вдруг перед тобой с небес спускается сияющая фигура и начинает пропагандировать е… естественное размножение. Ты посмеешь ослушаться?

– Ты прав, Мазукта. А здесь как-нибудь можно обратиться сразу ко всем, и чтобы без чудес?

– Запросто. Тебе повезло. В этом мире существует телевидение, и через пять минут намечается новогоднее выступление президента. Можешь вмешаться.

– А ты уверен, что президент будет не в записи?

– Абсолютно! – Мазукта щелкнул пальцами. – Вот и нет никаких записей, сгорели. Придется ему выступать вживую.

– Это насилие…

– Да. Выступление начинается, твой ход.

Шамбамбукли вздохнул, зашевелил губами, и на бумажке, лежащей перед президентом, проступили новые слова. Президент как ни в чем не бывало продолжал речь. Упомянул о сложной политической обстановке, пожаловался на недостаток рабочих рук в стране, оценил низкий уровень валового дохода. С этого дня, проникновенно говорил президент, все люди доброй воли должны усилить свою демографическую сознательность. Государству нужны новые молодые люди: солдаты, рабочие, ученые. Дети – наше будущее, наша сила, наша гордость и т. д. и т. п.

– И ты думаешь, из этого выйдет что-то путное? – скептически скривился Мазукта.

– Посмотрим, – неопределенно ответил Шамбамбукли.

– Хорошо, посмотрим.

Демиурги перепрыгнули на год вперед.

– Что-то я не вижу никаких существенных изменений, – сказал Мазукта. – Рождаемость даже снизилась.

– И президент сменился…

– Угу. Ну ладно, теперь моя очередь?

– Твоя. Начинай.

На сей раз новогодня речь президента, насильно отредактированная Мазуктой, была совсем краткой. Президент только открыл рот – и по всему городу погас свет.

– Вот так, – усмехнулся Мазукта и отошел от рубильника. – Пока разберутся, пока все запустят заново – не меньше двух часов пройдет.

– А концерт? – огорчился Шамбамбукли.

– Обойдутся без концерта. Делать им теперь нечего, света нет, телевизор не работает… Через девять месяцев ожидай демографического взрыва.

– Как-то у тебя все слишком просто получается, – расстроился Шамбамбукли.

– А я не усложняю.

– И все равно люди – не скоты!

– Поспорим еще раз? – ухмыльнулся Мазукта.

– Вот! Я привел тебе доказательство! – сказал демиург Шамбамбукли демиургу Мазукте.

– Чего? – не понял спросонья демиург Мазукта.

– Доказательство. Привел. Что люди не скоты.

– А-а, ты об этом… Ну, заходи. Показывай, что у тебя там.

Мазукта, придерживая одной рукой пижамные штаны, по сторонился и пропустил в квартиру демиурга Шамбамбукли.

– А эти с тобой?

– Да. Это люди. И они – не скот.

– Это я уже слышал. Ты доказательство приводи.

– Вот, я привел. Люди.

– Вижу, что люди. А доказательство где?

– Ну как же…

– Шамбамбукли, – раздраженно произнес Мазукта. – Ты меня разбудил на заре третьего тысячелетия. Тебе самому нравится, когда тебя будят на заре?

– Ой, прости.

– Короче! Вот твои люди. Объясни толком, почему они не скоты, или дай мне спокойно поспать.

– Не скоты. Потому что они действуют не по принуждению, а из любви.

– Серьезно?

– Да. Я на протяжении нескольких поколений внимательно следил за этим народом, всячески обхаживал, направлял, подсказывал им наиболее выгодные пути развития. Сейчас они слушаются меня во всем, уважают, восхваляют…

– Ну-ка, погоди минутку.

Мазукта повернулся в людям.

– Вот ты, с бородой. Отвечай, ваш демиург и правда действует только лаской и убеждением?

– Да! – с восторгом отозвался человек.

– И вы его всегда слушаетесь?

– Да!

– И никогда ему не перечите?

– Никогда!

– А почему?

– Из великой любви к нему!

– А за что вы его так любите?

– За все! Ибо он – наш пастырь, а мы все – его верные агнцы.

– То есть бараны? – демиург Мазукта удовлетворенно хмыкнул и обернулся к смущенному демиургу Шамбамбукли:

– Значит, говоришь, не скоты, да?

– Давай поспорим еще раз?.. – робко предложил Шамбамбукли.

– Что отличает человека от животного? – задал вопрос демиург Мазукта и сам же на него ответил. – Способность к абстрактному мышлению. Согласен?

– Ну, допустим, – осторожно кивнул демиург Шамбамбукли.

– Отлично. Тогда смотри!

Мазукта сложил ладони рупором и закричал, обращаясь к миру:

– Принесите-ка мне, люди, ваших детушек! Я сегодня их за ужином скушаю!

– А разве ты ешь детей? – удивился Шамбамбукли.

– Нет, конечно, – пожал плечами Мазукта. – В том-то весь и фокус. Сейчас люди начнут тупо приносить мне своих детей, и ни один даже не задастся вопросом, а с какой, собственно, стати?

– Подожди, но дети…

– А что дети? Чистые невинные души, с ними проблем не будет. Пущу по второму кругу, почти без отходов.

– Мазукта, но это же жестоко!..

– Знаю, что жестоко. Но ты посмотри… ага, вон туда, видишь? Уже идут. Колоннами. Несут, ха! Вот идиоты-то, верно?

– Мазукта… прекрати это, пожалуйста.

– Нет, ты только подумай! Вместо того чтобы возмутиться, слепо и послушно приносят в жертву жестокому божеству своих родных детей! И кто они после этого, не животные?

– Нет. Животные так никогда не поступают.

– Хм… А ведь ты прав, пожалуй.

Мазукта досадливо поморщился и снова закричал:

– Эй, люди, отбой. Не нужны мне ваши дети. Идите отсюда. Я кому сказал! Эй, там… А ну прекра… я сказал, прекратите! Да все уже, все, верю, не нужны мне… Да куда вы их… Вы чего там, с ума посходили?! Шамбамбукли, ты только глянь, что происходит!

– Дети режут стариков.

– Детушек! Я же им сказал, детушек приносите, а не дедушек!

– Они плохо расслышали.

– Тьфу! – Мазукта отвернулся от этой картины. – Туп-пицы! Слушай, может, они и правда от обезьяны произошли?

– Это и есть твой философ? – спросил демиург Мазукта.

– Он самый, – кивнул демиург Шамбамбукли.

– Хм… – Демиург Мазукта брезгливо потыкал ногой неподвижное тело. – Он что, пьян?

– Да, с философами такое случается.

– И ты утверждаешь, что вот этот отброс общества создал теорию о свободе воли и предопределении?

– Ага. Я нахожу это достаточным, чтобы не считать человека скотом. Скот до такого не додумается.