Андрей Жвалевский - 9 подвигов Сена Аесли

– Девять, – продиктовала Амели, – или восемь.

Туна записала на доске оба числа.

– Восемьдесят восемь! – подключились остальные. – Девяносто два! Тридцать шесть! Тринадцать! Пятьдесят семь! Пятьдесят два! Двадцать восемь!

– Хватит, – сказала Туна. – А теперь посмотрим, какие буквы написаны в соответствующих клеточках.

Преподавательница, ежесекундно сверяясь с таблицей, подписала под числами буквы:

– А сейчас мы разберем получившееся предсказание. Это и есть главная задача алх… то есть просто химии.

– Да чего там разбирать! – крикнул Оливье Форест. – Ф-о-ра у-кр-ал-ла те-ни!

– Неправда! – взвизгнула прорицательница. – У меня еще своя тень! [61]

– Таблица Менделеева врать не может! – наставительно сказал Форест.

С тех пор роковая фраза FORa UKrAlLa TeNi преследовала Фору повсюду: на стенах, на классной доске, в контрольных работах… Трехдневная борьба закончилась нервным срывом.

– Не могу больше! – рыдала Туна на плече у ректора. – Я эту таблицу уже во сне начала видеть! Я из-за Менделеева скоро водку пить начну.

– Может быть, возьмете астрономию? – предложил Лужж. – Это почти астрология.

Попытка заглянуть в учебник астрономии привела к новому взрыву:

– Что значит «эклиптика»! – кричала прорицательница. – Звезды ходили, ходят и будут ходить по хрустальному своду небес, а не по какой-то там «эклиптике»!

– Звезды, – вразумлял ее ректор, предварительно проконсультировавшись с Гаттером, – это такие здоровенные шары из газа.

– Чушь, – всхлипывала Фора Туна, – как здоровенные шары из газа могут предсказывать будущее?

– И правда, – начинал сомневаться Югорус, – как здоровенные шары из газа могут предсказывать будущее?

Так школа осталась без преподавателя химии и астрономии, зато с психически здоровым преподавателем прорицания. Это послужило сигналом для остальных учителей. На следующий день явился Харлей, которому против его воли навязали биологию с зоологией. Из учебной программы он узнал, что придется проводить лабораторные занятия с микроорганизмами.

– Или я, или они! – заявил Харлей. – Или я ни за что не отвечаю! Их миллиарды! Я подсмотрел в пособии. Десятки миллиардов! И все шевелятся!

Предложение обойтись без практики и прочесть теоретическую часть привело Харлея в негодование:

– Я читал! Я заклеивал картинки и прочитал почти весь учебник! Кто писал эту гнусность? «Человек произошел от обезьяны»! Лично я ни за что не произошел бы! Руки бы на себя наложил! Или что там у этих чудовищ? Лапы!

Потом пришла мисс МакКанарейкл. Она взяла математику (очень понравилось название) и испытала самое жгучее разочарование в жизни.

– Это унизительно! Я не собираюсь заставлять детей зубрить неблагозвучные заклинания! Вот, посмотрите: «ха крест у два ха два крест два ху крест у два»!

– Боюсь, – заметил ректор, разглядывая книгу, раскрытую на странице с формулой (х + у)2 = х2 + 2ху + у2, – вы не совсем правильно поняли…

– И нечего тут понимать! Это гадость, которой не место в приличной школе! Я привыкла к заклинаниям, которые звучат как музыка: Кристина-Орбакайте!

– Действительно, – согласился Югорус, – очень похоже на музыку. Только верните, пожалуйста, моему носу нормальный вид.

После этого Развнедел отказался преподавать английский язык и литературу («Слишком много букв, а слов и того больше»), мадам Камфри – физику («Они пишут – закон сохранения вещества, а я говорю – спирт сам куда-то исчез!»), да и Лужж с удовольствием бросил отравлять детям мозги «так называемой историей». Его очень сердило, что какой-то там Тридцатилетней войне отведено целых три страницы, а о XIII Всемирной Магической конференции, продолжавшейся вдвое дольше, не сказано ни слова.

Стоит ли говорить, что, повстречав в австралийской пустыне поклонника технического прогресса Мордевольта, Югорус Лужж обрадовался ему, как родному. Пользуясь особыми обстоятельствами, он выторговал для бывшего Врага Волшебников амнистию – при условии, что тот вернется к преподаванию. Мордевольт даже согласился на помощь поднаторевших в мудловских штучках Порри, Сена и Мерги. Предполагалось, что это направит разрушительную энергию не в меру развитых детей хоть в какое-нибудь русло.

Правда, некоторые впечатлительные родители, узнав, что их отпрысков будет учить Тот-кто-раньше-угрожал-существованию-магического-мира-а-потом-оказалось-что-нет-не-угрожал, начали протестовать и даже организовали у здания Минпросвета пикет под лозунгами «Нет!», «Нельзя!» и «Как можно?!»

Родителей быстро привели в чувство, пригрозив Мордевольтом, и опальный профессор взялся за дело.

Взялся основательно. Вдумчиво. Тщательно сбалансировал программу. Съездил в командировку по обмену опытом в крупнейшие европейские университеты. Предусмотрел все возможные проблемы. Учел все детали. И как следствие, завалил все сроки.

– Ну как вы не понимаете! – горячилась птица марабу на плече у Югоруса. – 24 мая Открытый урок по мудловским предметам! Приедет представитель министерства! Неужели сложно за три недели научить детей чему-нибудь мудловскому?

От огорчения ректор даже не заметил, что стал называть предметы «мудловскими», а не «слабоволшебными» или «нетрадиционными для магов».

– Это вы не понимаете! – злился Мордевольт. – Ничему «мудловскому» за три недели научить нельзя! Экспресс-курс – это профанация! Если проблема только в министерском представителе, то наколдуйте ему блестящие результаты.

Неизменная спутница Мордевольта Черная Рука одобрительно щелкала пальцами.

– Да я бы с радостью, – стонал Лужж. – Но у чертова представителя будет детектор магии!

«И эти люди требуют от нас не пользоваться шпаргалками», – меланхолично думал Сен.

Вдруг марабу перестал стонать и вкрадчиво произнес:

– Хотя, наверное, проблему детектора магии можно решить. Если бы вы согласились слегка модифицировать вашу замечательную Тру…

В дверь осторожно, но с достоинством постучали.

«Да что же это такое! – огорчился Югорус. – Стоит начать о Трубе, как меня обязательно перебивают. Может, написать Мордевольту письмо?»

– Войдите! – крикнула птица-секретарь, в которую превратился марабу.

– Приветствую вас, о Великие Белые Маги, Рыцари Форпоста, стоящего на страже пределов Волшебной Страны! – провозгласил с порога лопоухий человечек.

Белые маги-рыцари – один в фиолетовом плаще, другой в желто-зеленой мантии – посмотрели друг на друга.

Бальбо Рюкзачини слыл чрезвычайно поэтичным хоббитом. В прошлом году в качестве секретаря следственной комиссии он провел в первертском форпосте несколько месяцев, что, по идее, должно было убить в Бальбо всякую тягу к жанру фэнтези. Но реальность не просто мало влияла на романтические представления Рюкзачини о жизни, а вообще не имела к ним никакого отношения.