Роберт Сильверберг - На дальних мирах (сборник)

— В этом пруду плавал мой отец.— Никомастир смотрел с вызовом.— Никакой опасности, уверяю тебя.

Само собой, я не слишком верил в существование озера, но очень надеялся, что он туда не полезет, в случае чего. Не настолько же он идиот? Любя мальчишку, я боялся за него.

Возражать, однако, поостерегся: уже сказано слишком много. Никомастир любит поступать наперекор. А за день или два, глядишь, и забудет, если не привлекать его внимания к этому грязному дому и вымышленному озеру.

Находясь на планете, о которой мало знаешь, лучше не лезть куда попало. На Мегало Кастро нам довелось смотреть с обрыва на знаменитое живое море. Похожее на розовый заварной крем, оно представляет собой единый организм, протянувшийся на тысячи километров. Если бы мы решили искупаться, океан бы нас просто переварил.

На Ксамуре мы посещали кратер Идрадин — его не миновал ни один турист. Ксамур совершенен: безмятежный рай, где воздух насыщен ароматами, а воды подобны вину. Леса, реки и горы выглядят делом рук великого художника, но на лике этого мира есть один изъян, один глубокий провал в преисподнюю — кратер Идрадин. Его окружают концентрические круги застывшей черной лавы, из трещин вырываются удушливые газы, облака желтой серы и струи ревущего пламени. Если стоять на краю кратера, видно, как внизу ворочаются, норовя вырваться, потоки раскаленной магмы.

Идрадин не полагается обходить стороной, иначе никогда потом не оставит тоска по прекрасному Ксамуру. Мы смотрели сверху, нас пробирала дрожь, как и следовало, но спускаться вниз, чтобы ощутить на своем лице брызги огненного моря, мы не пытались.

С чего бы Никомастиру делать глупости именно теперь? И все же я старался, как мог, избегать разговоров об озере.

Мы не стоим на месте: еще одно болото, еще одна рощица зловонных уродливых деревьев, еще один поселок — безобразное скопление безобразных домов. Дождливые дни сменяют друг друга, и настает момент, когда я не могу больше выносить коричневого неба и тусклого, с прозеленью солнца. Однажды утром я остаюсь в гостинице один, хотя мы так и не договаривались. Мэйфлай, Велимиль и Никомастир уходят без меня.

Несколько тихих часов я предаюсь воспоминаниям о прошедших годах. Сколько миров нам довелось повидать? Ледяной Мулано ходит по орбите вокруг двух солнц, желтого и кроваво-красного; морозный воздух полон светящихся призраков — местная жизнь соткана из электричества. На Эстреллидисе у кошек два хвоста, а глаза насекомых подобны голубым бриллиантам. Планета Зимбалу блуждает в межзвездном пространстве; города там зарылись глубоко под скованную льдом землю. Хадж Калдан, Вьеторис, Набомба Зом... Целая жизнь, полная незабываемых впечатлений,— и какая длинная! Но имеет ли мой опыт смысл и значение? Изменился ли я? Узнал ли я что-нибудь?

Ответа нет, но мы не остановимся. Вперед, только вперед — вечно. Это наша жизнь, другой мы не знаем. Странствия без конца — наш выбор, но и наша судьба. Наше предназначение.

К действительности меня вернул голос Велимиль за окном:

— Спускайся скорее! Никомастир! Никомастир!..

— Что с ним? — спросил я.

Велимиль не смогла даже ответить, но в глазах ее металось отчаяние. Мы бежали по мокрым улицам, разбрызгивая грязь; впервые мы не обращали внимания на нескладных монстров, перебегавших дорогу. Вскоре стало ясно, что мы приближаемся к развалине, которую Никомастир объявил «отчим домом».

В конце концов заросшая тропинка вокруг грязной постройки, похожей скорее на трущобу, чем на усадьбу, вывела нас к светящемуся озеру из мечты Никомастира. Я стоял, потрясенный, а по берегу в отчаянии металась Мэйфлай.

— Там!.. Вон там!..— кричала она.

На этой тошнотворной планете даже фосфоресцирующее озеро может, оказывается, выглядеть грязной лужей. На Дарме такое озеро горело небесным огнем; легкая рябь вспыхивала пурпуром, кобальтом и золотом; втаинственных глубинах спорили друг с другом изумруды, аквамарины и аметисты. Здесь же поверхность светится тускло и равномерно, как гнилушка,— кроме одного места у противоположного берега. Там вода бурлит, сверкая металлом так, что глазам больно.

Это Никомастир, вернее — его тело, ворочающееся в воде под напором обитателей озера. Десятки чешуйчатых тварей щелкают узкими челюстями, разрывая плоть на куски; кровь понемногу расползается мутным пятном. Скоро от Никомастира ничего не останется.

— Мы должны его вытащить! — всхлипнула Мэйфлай.

— Как? — скривился я.

— Я же говорила, говорила ему — не надо! — произнесла Велимиль дрожащими губами.— Хотела остановить, но он сразу нырнул и поплыл... На середине твари начали выскакивать из воды, он закричал, потом...

— Что нам делать? Как спасти?..— начала Мэйфлай, судорожно хватая меня за рукав.

— Поздно,—ответил я.

— Но мы могли бы достать тело. Неужели нет способа оживить? Наверняка есть, ученые теперь все научились делать...

Велимиль осторожно кивает:

— Собрать по кусочкам, применить регенерацию тканей... Мало ли что?

Вот-вот. Ткани только и остались — несколько обрывков. Скоро доедят окончательно — вон как торопятся.

Девушки хотят, чтобы я с ними согласился: Никомастир не умер по-настоящему. Нет, никак не выходит: он таки умер, окончательно и бесповоротно. То, что случилось сегодня, вовсе не игра. Ничего нельзя спасти, ничего нельзя регенерировать.

Впервые в жизни я вижу смерть своими глазами. Головокружительный опыт. Меня начинает трясти.

— Никак было его не остановить? — спросил я сердито, с трудом обретя дар речи.

— Он так сильно хотел,— пробормотала Мэйфлай.— Мы все равно не смогли бы его остановить, даже если бы...— Мэйфлай остановилась.

— Даже если б хотели? — подсказал я.

Пряча глаза, девушки молчали.

— Ну разумеется. Это ведь интересно: посмотреть, как Никомастир плывет через озеро. Интересно и весело. Угадал? Ну конечно, угадал. О чем вы думали? Мэйфлай? Велимиль?

Никомастира уже нет, будто и не было никогда. Поверхность озера успокоилась; свет, и без того тусклый, словно подернулся плесенью.

Долгое время мы не могли пошевелиться. С трудом переводя дыхание, мы так и стояли на берегу озера, бледные и потрясенные.

Неоспоримая и окончательная смерть для любого из нас — опыт куда более уникальный, чем живое море Мегало Кастро или голубой рассвет Набомбы Зом. Тяжесть такого факта приковывает к месту.

Неужели Никомастир действительно происходил отсюда? А отец его действительно родился в этом старом, запущенном доме и плавал в смертоносном озере? Но если все неправда, откуда Никомастир знал заранее? Озеро-то оказалось на месте... Ответов на эти вопросы мы никогда не получим. Чего мы не успели узнать о Никомастире, не узнаем уже никогда. Вот оно, истинное значение смерти: полный и непоправимый обрыв линий связи. Опускается железный занавес, и конец. Мы пришли на Сидри Акрак вовсе не для того, чтобы об этом узнать, но урок свой получили именно здесь. Отсюда мы понесем его дальше, осмысливая и переживая вновь.