Евгения Барбуца - Про то, как вредно посылать драконов

Дело в том, что прокляли обоих братьев, а не одного. Проклятие, завязанное на мгновенную смерть. Но Сэвил запечатал его в себе. А Навил запечатал Сэвила. Он не дал брату уйти мгновенно. Он привязал свою душу и душу брата к их телам. Сознание действительно поместил в себя. Он это делал не осознанно, интуитивно. Может по этому они и выжили. Оба. Это проклятие действует не только на магическом уровне. Оно и физически разъедает плоть.

— Ну вы ребята и выдали, — бормочу я, осторожно перерезая нити заклинания. Мне нужно добраться до того, что так напрягло меня в ауре Навила. До черной печати. — Накрутили, намутили, а я разгребай? Вот подождите, вы на меня всю жизнь работать будете. Ни медяка не упущу.

Руки тем временем творили колдовство. Ох уж мне эти близнецы. Обчного человека прирезала бы уже давно и не мучилась. А с этими, понимаешь, чувства взыграли и интерес профессиональный. Мельком смотрю на старых приятелей, и сейчас действительно плохо. Не привыкли они к таким магическим отдачам. Пришлось блокировать их болевые рецепторы. Они конечно потом мне спасибо не скажут, но сейчас им явно по легчало. Продолжаем. Отделяем душу, удерживая ее рядом. Сознание. Не дай Равновесие чего напутаю, и будут у меня не братья близнецы, а сестры идиотки. Вырезаю печать. Проклятие спит, вместе с сознанием Сэвила. Каждое прикосновение к чужой душе обжигает. А прикосновение к проклятию вообще оставляет черные кровоточащие следы на моих руках. Ну вот кажется почти все. Осталось заклятие отступников рассеять. Главное не активировать ее ненароком, а то дракон полный нам всем будет, в таком случае.

Началась вторая стадия ритуала. Мне нужна сила Целителя. По моему приказу он начал свою работу. А я ему помогла совей силой. У Асхольдя чуть глаза на лоб не вылезли. Он-то думал я после магии отступников и проклятых буду не способна исцелять.

Вот у него кончаются силы. И теперь уже я вбухиваю все что могу и не могу. Ненавижу целительскую магию. Ненавижу свою профессию Лекаря. И свою неуемную тягу к экспериментам ненавижу. Вот жила же себе пол года без стремлений к саморазрушению и попыток умереть от болевого шока. Нет, надо снова полезть по старой памяти на тот же хвост дракона.

Кстати о драконах. Я уже начала хрипеть, когда моя метка, то есть я хотела сказать брачное клеймо начало гореть огнем. Чего-то подобного я и ожидала. Даже могу поспорит, что теперь один не очень хороший дракон, который мужем зовется, знает о моем местонахождении.

Наконец я, сделав все что могла, ложусь рядом с братьями. Надеюсь, они не сильно будут меня бить после того, что я с ними сделала. Дело в том что теперь они связаны не только эмоционально и кровью, но еще и душевно и магически и физически. Другими словами, если один порежется, то и у второго будет аналогичный порез. Если один захочет в нужник, то и второму приспичит. Один бабу возжелает, то и второй ту же бабу захочет. Если один влюбится, то и второй, даже не видя эту несчастную, полюбит ее всем сердцем. Но при этом остается возможность и второму влюбится в другую девушку, а первому не смотря на уже имеющуюся любовь, так же искренне полюбить вторую девушку. И будет у них такой милый семейный квадратик. Будут близнецы совершенно одинаково и совершенно искренне любить двух девушек. Где ж таких извращенок найти-то? Представляю их семью… хотя… он ж близнецы, выкрутятся.

Вот такие меня размышления посещали в последние минуты осознанного существования. Потом меня выгнуло дугой от боли, и голова невольно откинулась в сторону целителя. Тот смотрел на меня глазами по размеру не уступающими эльфам и что-то бормотал себе под нос. Я даже умудрилась расслышать что.

— Не может быть. Такое ведь только Исина могла. Не возможно… Она же… нет…

Да ну?! Ну не бывает таких совпадений. Совпадений и случайностей вообще не бывает! У меня такое ощущение, что о мою мать знают и помнят все кроме меня.

Это было последней мыслью. Дальше меня накрыло серебристое свечение, которого я ждала затаив дыхание. А дальше меня покинуло сознание.

Я бегу, задыхаясь, постоянно спотыкаясь, но бегу. Волосы цвета крови лезут в лицо, по щеками размазываю слезы маленькими кулачками, губы давно искусаны в кровь, невыносимо болит спина. Я должна успеть. Коридоры, переходы, все это до боли знакомо, такое родное. Впервые меня пугают родные стены. Они словно давят, пытаясь не выпустить. Они не хотят мне показывать, то от чего пытаются защитить. А я все бегу, на пределе сил, на пределе дыхания, и вот наконец я вижу свет. Последним рывком оказываюсь на любимом балконе. Подбегаю к краю, хватаюсь за перила и смотрю. Я смотрю как разгневанные, озверевшие люди со стеклянными глазами, не выражающими ничего кроме ненависти и пустой ярости, превращаются в зверя по имени толпа. Те самые люди, что еще вчера улыбались мне, что играли и смеялись вместе со мной, рвут на части хрупкое тело женщины с красными волосам.

Почему?…

Она не вырывается, не кричит, ее взгляд направлен на меня. А мой на нее. Кто-то срывает с нее дорогое платье цвета неба. Кто-то хватает ее за волосы. Вот ей выворачивают руки и задирают их вверх. Тычками и пинками ее подводят к столбу, и скрещенные ладони пронзает меч, намертво приковывая хрупкую фигуру к мертвой древесине. А она все смотрела на меня. Ее глаза цвета ночи не выражали ничего кроме глухой обреченности и приказа. Я знала, что она приказывает мне бежать. Выжить любой ценой.

Почему она ничего не делает? Почему они так поступают?

За что? Прошу, не надо! Пожалуйста.

Чьи-то жадные ладони начали шарить по ее телу. Кто-то, кого я когда-то считала своим другом, вонзает кинжал в ступни, терзаемой женщины. Я чувствовала ее боль. Боль, которую она тщательно скрывала от меня за мощными щитами.

Я кричала слова проклятий. Но люди были глухи к магии слова. Я призывала Силу. Но Сила не отвечала мне. Души людей были закрыты от моей Силы. Тела людей были защищены от моего гнева. Я была лишена своей Силы. Впервые я чувствовала такой дикий ужас. Беспомощность и страх. Толпа продолжала бесноваться, а я не могла сдвинуться с места. Я была в оцепенении, у меня даже мысли исчезли. Пустота и ужас. А еще невыносимая боль в груди. Болит сердце и душа. А я смотрю. Просто смотрю, как терзают ее тело. Оскверняют ее, уродуют, убивают.

За что?! Прекратите! За что?! Пожалуйста! Умоляю! Прошу, вас! Отпустите. Не надо.

Я уже не могла разобрать, где ее волосы, а где ее кровь. Прекрасное тело ломали и корежили.

Слышу торопливые шаги за спиной. А на площадке перед балконом, рядом с прекрасным фонтаном, женщина с волосами цвета крови, все же не смогла сдержать крика боли.

— Мама! — оказывается, я все же могу говорить.