Александр Сивинских - Проходящий сквозь стены

Я втянул воздух сквозь сжатые до боли зубы. Мотнул головой, стряхивая пораженческую квелость, подхватил тюк с одеждой и, пригибаясь, короткими перебежками устремился к дому. Голая бледная кожа матово белела в лунном свете. Мышцы, как всегда после проникновения через материал, содержащий кремний, были перенапряжены и вспучивались твердокаменными узлами. Суставы припухли, зубы словно бы заострились, меня мучила жажда — и я казался сам себе начинающим вампиром, подбирающимся к первой в послежизни добыче.

В спальне, расположенной на втором этаже, горел свет. Хм? Я прокрался к узкому арочному окошку «привратницкой» комнатушки и осторожно заглянул внутрь. За знакомым столиком перед знакомым компьютером кемарил, оперев голову на кулак, новый порученец Софьи. Сменивший меня мальчик на побегушках был ладно скроен и крепко сбит. Черная майка с тонкими проймами казалась нарисованной на его молочном теле. Длинные прямые волосы медной волной падали на веснушчатое мускулистое плечо. Из уголка расслабленного рта свешивалась ниточка слюны, что несколько портило впечатление о супермене.

Этот конопатый субъект был мне хорошо знаком. Тезка. Телохранитель Софьи. Следовательно, и хозяйка тут.

По совести говоря, направляясь сюда, я слабо в это верил. Любопытно, почему она до сих пор не укатила куда подальше? Или мсье Кракен попросту не обеспокоился предупредить ее о грозящей опасности? Ну да ладно, скоро выясню.

В дом я проник через стену кухни. Первым делом с жадностью напился, затем открыл окно и затащил одежду — пакет был повешен мною на ветку черемухи. Прикрыл створки, однако запирать не стал; не стал я и одеваться. Кредо всякого уважающего себя бога из машины, как и хрена с горы — внезапность. Непредсказуемость. А что может быть внезапней появления нагого гостя в дамской спальне далеко за полночь?

Особенно, если он прошел незваным сквозь запертую дверь.

Беззвучно обследовав первый этаж, я не нашел никого, кроме упоенно клюющего носом бодигарда. Слюнка уже коснулась стола. Затем я легко взбежал по ступенькам, скользнул к спальне и прислушался. Говорили двое. И, гадом буду, мужской голос принадлежал Кракену.

Ох уж эти мне самонадеянные пришельцы-конкистадоры…

— Ой! — пискнула Софья, увидев меня, и инстинктивно запахнула пеньюар на груди. Но через секунду узнала, и во взгляде ее отразился пробуждающийся интерес. Откровенно изучая меня глазами, она воскликнула: — О-ла-ла! Мой пропавший французский паж! Что случилось, Поль, мальчик? Почему ты в таком виде? То есть мне, конечно, нравится. Нет, правда! Но все-таки?

— Не мучься, дорогая. Это он умышленно. Чтобы появление было эффектней. — Кракена смутить было невозможно. — Здравствуйте, Поль. Ай-ай, вы без приглашения. Следует понимать, сейчас сюда пожалуют ваши друзья?

— Не раньше, чем я их впущу.

— Так впускайте. Они уже в доме?

— Пока нет.

— Ну так просите же их, просите! Изнутри все двери отпираются без ключей. Секретарю скажете, дескать, Сонечка разрешила. — Он щелкнул пальцами и воскликнул, дурачась: — Проведите ко мне этих человеков, я хочу увидеть у них лицо! — Он встретил осуждающий взгляд Софьи и сконфузился: — Или что-то в этом роде…

— Сначала — некоторые разъяснения, — сказал я. — Лично для меня.

— А вы, простите за недоверие, полномочны?.. Ну, получать разъяснения?

— О да. Сейчас убедитесь. Софья Романовна, вы позволите? — Я показал на туалетный столик перед большим и красивым овальным зеркалом. — Мне требуется карандаш и бумага. Соорудить верительные грамоты.

— Да бога ради…— сказала она. — Что угодно. Арест, смотри, как превосходно сложен мальчик. А ты утверждал, что человечество вырождается. Это же Адонис!

— Скорее Эрот, — хохотнул Кракен.

Он был отчасти прав. Карельская береза двери оказала ожидаемый и весьма стойкий (прошу прощения!) эффект. Впрочем, я был к этому заранее готов, а потому — невозмутим. Во всяком случае, внешне. Кроме того, бумажная салфетка, с которой мне пришлось иметь дело, была чересчур рыхлой, изображаемые символы — сверх меры заковыристы, а подводочный карандаш, предназначенный для нужной женской кожи век, — излишне мягок. Даже при том, что я сравнительно неплохо рисую, требовалась полная концентрация.

Наконец я закончил свой труд.

— Думаю, достаточно.

— Ага, — серьезно сказал Кракен, разглядев мои каракули. — Я подозревал, что вам беспременно захочется вскрыть футляр. Только не был уверен, что на это хватит времени.

— Я его разбил. Благо там было обо что… а я в некоторых случаях могу быть очень силен.

— Не сомневаюсь. Насчет ряда случаев я ни мгновения не сомневаюсь…— Он показал глазами, какой случай имеет в виду, и вновь хохотнул.

Скотина.

— Память у вас, разумеется, профессиональная. То, что манускрипт — это своеобразный словарь, с помощью которого можно осуществить перевод с давно умершего языка на один из более-менее известных, я вам, кажется, зачем-то сказал. И вы, видимо, решили, что владение древними знаниями превратит вас в значительную фигуру.

— По крайней мере в ваших глазах.

— По крайней мере в моих глазах… Странная логика. Если я уничтожаю нежелательный к прочтению документ, что помешает мне уничтожить знающего о его содержании человека? Так ведь? Ну да ладно… Вы, кстати, поняли, на чьей коже был выполнен текст?

— По-видимому, ламии.

— Совершенно верно. В те времена, когда создавался манускрипт, эти гадкие твари не были столь самостоятельны, как теперь. Собственно, их для того и вывели. Остроумный эксперимент помешанного гения. Доверить сохранение памяти об угасающей цивилизации тому, что более или менее нетленно. Не камню, не металлу, а великолепно приспособленному к изменениям окружающей среды искусственному существу. Взаимное расположение чешуек, их форма и окрас…

— Это я понял, — перебил я его.

— Ну да, конечно…— Он кивнул. — Между прочим, для того, чтобы прочесть послание, надо суметь перевести язык чешуи на человеческий язык. Прежде всего следует особым образом снять кожу, выделать. И расположить — тоже не абы как. Притом учтите: каждый экземпляр соответствует всего лишь одной главе текста. Внушительной по объему информации, но всего одной. Сколько у вас на примете ламий, согласных расстаться со своей шкурой ради удовлетворения чьего-то любопытства?

— Пусть вас это не беспокоит, — отрезал я. — Найдутся, если потребуется.

— С вашими знакомыми — пожалуй, — легко согласился он. — На редкость кровожадные субъекты. Однако вынужден вас разочаровать, дорогой друг. В сейфе находилась фальшивка. Об этом не догадывались даже сами хранители — но это так. Расшифровка ее ничего не даст, только все еще больше усложнит и запутает. Я вас направил по ложному следу. И сделал это нарочно. С провокационной целью. Было интересно посмотреть, кого заинтересует совершенный вами вояж. Подействовало, как сами видите, превосходно. Все стороны — во всяком случае, наиболее решительно настроенные — себя уже обозначили. Более того, занялись взаимным истреблением, что не может не радовать. Жухрая, конечно, жалко… но даже в его гибели имеются положительные моменты. Вы были правы, он начал забирать слишком много власти.