Андрей Лях - Синельников (сборник рассказов)

— А кто главнее из этих трех? — пробормотал я.

— Все главнее, — строго ответил Старик. — Начнешь исходить из чистой справедливости — сам станешь преступником. Соблюдешь голую законность — люди тебя проклянут. Будешь слушать одно начальство — погубишь душу.

Он так и сказал — «погубишь душу». Я потом пересказал этот разговор Игорьку.

— Это не окружности, друг мой, это сферы, — ответил наш интеллектуал. Поэтому фигура их пересечения еще сложнее. Гораздо, гораздо сложнее, старина.

— Володя, — сказала Полина. — Этот жуткий топчан — просто стыд и позор. Пьеса Горького «На дне». Тебе нужен нормальный диван с ящиком для белья. Субботу посвящаем мебельным.

Я слабо застонал.

У Игорька потрясающая записная книжка — натуральная кожа, никель, гнездо для настоящей перьевой паркеровской ручки. Ивлевы. Старинный дворянский, да что там, графский род. Однако на этот раз наш мыслитель даже не открыл свой тисненый раритет.

— Глухо, господа. Откровенно глухо. Гурский работал в фирме «Химатекс» — неофициальный дистрибьютер зарубежных автомобильных фирм, проще говоря, перекупали запчасти для иномарок. Ну, еще что-то строили в Подмосковье. Фирма дышала на ладан и практически уже вылетела в трубу. Никаких конкурентов, никаких злопыхателей. По отзывам коллег, Гурский был человеком очень спокойным, даже флегматичным… Любимым его рабочим местом был диван. Врагам взяться неоткуда. Последние полгода семья жила на зарплату жены, она архитектор. — Игорек движением плеч изобразил непередаваемое разочарование. — Словом, зацепок никаких. Единственно что, два дня назад у них были гости, но и жена, и те, кого я успел расспросить, утверждают, что холодильник в это время стоял нераспакованный. Можно, конечно, покопать дальше…

— Ладно, — сказал Старик, — посмотрим. Что у тебя, Володя?

— А у меня, господа, сенсация. И если бы не бардак в документации, оглоушил бы я вас по полной программе. Но и того, что есть, думаю, хватит. Сначала ерунда. Есть «Ульмо» большие и «Ульмо» маленькие, ни один еще не взрывался, и страна Суоми плющеными финнами не завалена. Все холодильники из этой партии продавала компания «Эсмеральда», торгует она на Горбушке, ну, и много еще чего.

— Давай про то, что не ерунда, — предложил Старик.

— Так вот. В этот день было продано два холодильника по одному и тому же адресу — Свободный проспект, восемнадцать. В один и тот же подъезд. Различались только квартиры и этаж. В сто восемьдесят седьмой жил Гурский, а выше, в сто девяносто третьей, в пентхаусе, угадайте кто? Кирилл Григорьевич Паперный, более известный по кличке Папа. К сожалению, на чеках и накладных нет номеров, но даю на отсечение какое угодно место, что грузчики перепутали холодильники — к Гурскому попало то, что предназначалось Папе.

Старик посмотрел на меня с явным неодобрением.

— Может, да, может, нет. Про совпадения в нашем деле можно книгу писать. Теперь я вам кое-что расскажу. И даже покажу. Был у меня разговор с фээсбешниками. Во-первых, нас пока не тронут, у них там свои заморочки. Во-вторых, как выяснилось, это не первый взрыв. Да, дети мои.

— Господи, какой же?

— Четвертый. Точно такой же фокус выкинули две микроволновки и муфельная печь.

Игорек покачал головой:

— Что за восстание бытовой техники?

— И кого же там зарубило? — спросил я.

— Значит, так. Первой, полгода назад взбесилась микроволновая печь в Хамовниках. Некоего господина Логвинова, сорока шести лет фигурным образом прожарило насквозь. За ним через дне недели последовал господин Каменцев, тоже, кстати, сорока шести лет — картина аналогичная — разгромленная кухня и фрагментарно пропеченный, как пирожок, человек. Третий — совсем недавно, месяц назад пенсионер Минашин у себя в гараже на Красноказарменной включил печь. Уцелели ботинки и левая рука.

— Не вижу связи, возразил Игорек. — Мало ли где что взорвется!

— Во всех случаях работали электроприборы. Во всех случаях их действия загадочным образом вышли за рамки допустимого. Во всех случаях никаких разумных объяснений не найдено.

— Это еще не доказательство, — упорствовал интеллектуал.

— Верно, — на удивление легко согласился Старик. — Но посмотрите-ка вот сюда.

Он разложил перед нами на столе фотографии — три снимка с той ни с чем не сравнимой казенной желтизной, которая даже без масштабной линейки выдает произведения официальных экспертов. На всех трех картинках было изображено что-то наподобие лунной поверхности с конической ямой в центре, на одной яма выглядела несколько оплывшей, но родство с остальными было несомненным.

— Даже не ломайте голову, — ласково сказал Старик. — Все равно не догадаетесь. Это, дети мои, как считают знающие люди, след сверла — видимо, от электродрели. Эти же люди утверждают, что сверло во всех случаях было одно и то же. Первое такое углубление обнаружили на печи с Фрунзенской, на задней крышке. Ни конструктивной особенностью, ни причиной несчастья эта щербатина не является. Вторая насечка — с Плющихи, из квартиры Логвинова. Третью господа федеральные эксперты искали целый день, поскольку муфельную печь разнесло и расплавило. Как видите, нашли.

Тут Старик сделал жест, который можно видеть у крупье в казино, и выложил на стол четвертую фотографию.

— А вот теперь попытайтесь ответить — что у меня здесь?

Думаю, мы с Игорьком поняли одновременно, и кажется, обоим стало нехорошо.

— Вы угадали, — кивнул мэтр русского сыска. — Это с компрессора нашего холодильника.

Мы едва не столкнулись лбами. Да. Все та же коническая засверловка.

— Ой, мама, — тихо сказал Игорек. — Как же мне это не нравится.

— Володя, — сказала Полина, — мы уже говорили об этом ужасном линолеуме в коридоре. У тебя же лежит плитка, надо купить только смеси. Давай в выходные или как-нибудь вечером начнем потихоньку обдирать.

Я слабо застонал.

Я вышел из Управления, пересек улицу и побрел к бульвару в надежде как-то собраться с мыслями и проветрить мозги — но не тут-то было. Меньше чем через минуту возле меня беззвучно затормозил белый «линкольн» — не то длинномерное чудище, которое нам чаще приходится видеть в кино, чем в жизни, покороче, но махина той же фирмы и той же наглой роскоши. Передняя дверца распахнулась, и передо мной вырос человек, при виде которого Майк Тайсон заплакал бы и убежал — помесь шкафа и гориллы. Он открыл передо мной заднюю дверь машины и мрачно произнес: «Вас приглашают в салон», при этом левой рукой произвел некое подгребающее движение. Рука его по размеру являла собой нечто среднее между лопатой и экскаваторным ковшом, и я понял, что не моим габаритам противостоять этой мощи, а потому сделал то, что сделал бы на моем месте любой здравомыслящий гражданин — поднырнул под его лапищу, по возможности увлекая ее за собой, и упер этому быку в лопатку ствол казенного «вальтера».