Андрей Белянин - Черный меч царя Кощея

Однако в презрительном взоре обширной Василисы Прекрасной ответного энтузиазма не наблюдалось. Ворота распахнулись, двое заспанных холопов вывели под уздцы того самого горделивого красавца с золотым отливом гривы.

— Ну, всем спасибо, — только и успел начать я. — Как говорится, совет вам да любовь и детишек побольше. В смысле количества, а не размера...

Прямо на наших глазах царевна легко вспрыгнула на спину коня, толкнула его пятками и унеслась в лазоревую даль без каких-либо объяснений.

— Это... чё такое значит? — осторожно уточнил лысеющий незадачливый жених. — Это вы меня обманули, что ли? Кинули? Ни невесты, ни коня?!

— Разберёмся, — неуверенно пообещал я, так как нам с Митей тоже по-любому пора было делать отсюда ноги. На раз-два!

Серый волк прыгнул в сторону, едва не сбросив меня со спины, и далёкие проклятия царя Тимура донеслись сквозь свист ветра в ушах уже плохо различаемыми обрывками:

— ...ады! ...орьё! ...аршивые! ...уки! ...ети, ...ать ...ашу! ...идерасты! ...адомиты-ы!!!

Если мы что и поняли, то виду не подали и к себе примерять не стали.

В конце концов, мы с Митей были удивлены не меньше, подобное развитие сюжета никак не входило в наши планы. Благо конокрадку в юбке удалось догнать минут за пять-шесть, далеко она не ускакала. Конь устал, не першерон всё-таки...

— Гражданочка, — вежливо прокашлялся я, изо всех сил стараясь придать своему лицу суровое выражение. — Вы, собственно, куда втопили-то? Ни здрасте, ни до свиданья, плюнули в душу человеку, меня в неудобное положение поставили, чужую лошадь спёрли. У вас, вообще, совесть есть?

Царевна уставилась на меня так, словно это слово было ей попросту незнакомо. Потом вздохнула всей грудью (бюст поднялся вверх сантиметров на пять, не вру!) и жалобно протя­нула:

— Не понравился он мне. Не лежит к нему сердечко девичье. Нешто неволить меня, бедную, станешь?

— Нет, разумеется. Однако...

Я призадумался. По идее Василису следовало бы вернуть домой.

Но тут возникает целый ряд вопросов. Во-первых, как? Златогривый конь едва на ногах держится, он её явно не довезёт. Мите тоже сегодня не слабо досталось, весь день в бегах туда-сюда, да и не попрёт он её хоть и под угрозой увольнения! Которая, кстати, не так уж на него и действует — попривык, притерпелся, адаптировался, так сказать...

Ну и пешком девицу домой тоже не отправишь, не ближний свет, через целое царство-государство пешкодралом пилить надо...

— А ты меня с собой возьми, добрый молодец участковый, — прямолинейно попросила разборчивая невеста. — Я ж как-никак Василиса Премудрая, я тебе пригожусь.

—Секундочку, — замер я, потому что один эпитет не сочетался с другим. — Вы же вроде говорили, что вы Василиса Прекрасная?

— Когда энто я тебе такое сказала?!

— А-а-а...— Я почувствовал себя полным идиотом, так как слово «прекрасная» мне навязал царь Тимур, а сама Василиса действительно ни разу себя так не называла.

— Ты уж не серчай, добрый молодец, однако зеркало и у меня есть. Премудрая я. И далее без обсуждений...

— Митя, принимай на свой горб царевну, — тупо согласился я. — Премудрую. Не нам чета.

— Тока через мой труп, Никита Иванович, — тихо простонал серый волк. — Она мне и в прошлый раз за одну поездку так холку намозолила — месяц шерсть расти не будет!

Однако толстуха без предупреждения отвесила ему подзатыльник, и изумлённый Митя заткнулся на корню. Действительно, премудрая. И рука у неё тяжёлая. Ладно, берём.

Дальше двинулись уже без спешки, шагом. Василиса на моём младшем сотруднике, я пешком, держа златогривого коня под уздцы. И идти было не то чтобы так уж далеко, по пути разговорились, и она как-то незаметно, без предупреждения, вытянула из меня всю информацию, касающуюся событий последних дней...

— А зачем Змею Горынычу та птица понадобилась?

— Абсолютно не в курсе, — честно признался я. — Этот гад поставил заведомо невыполнимое условие в надежде, что нас просто поймают и казнят.

— Чужими руками решил от тебя избавиться?

— Вроде того.

— Нескладно выходит, — задумчиво теребя косу, нахмурила брови царевна. — Коли Змей могучий такую силищу имеет, что самого Кощея Бессмертного огнём спалил, так что ж ему перед тобой, человеком пленным, китайские церемонии разводить? Не смешно, да и неумно к тому же...

— Мить, притормози, — тут же попросил я. — Можешь связаться с Бабой-ягой? Её совет нужен.

— Навряд ли, Никита Иванович, — неуверенно откликнулся он, лапой проверяя наличие синей ленты на шее. — Она ить сама на разговор выходит, когда ей надобно. А как нам её кликать-выкликивать, не сказала...

Я опустился на одно колено, повертел синий бант и потыкал в него пальцем, скороговоркой бормоча:

— Первый, первый! Я второй! Преступники уходят на юго-запад по шоссе, на старенькой иномарке «Запорожец». Как слышите меня, приём?!

— Ну? — подал голос Митя.

— Ну и... вот. Всё. Молчит, сам же слышал.

Мы все разочарованно вздохнули. Кроме златогривого коня, пожалуй. Ему-то точно всё происходящее было глубоко до...

— Никитушка?! Ты что ж с волшебной лентой балуешься? — неожиданно раздалось из банта. — В таком месте застал, за таким делом, что и ответить сразу неудобственно. Чего хотел-то, соколик?

— Нужна срочная информация о птице! — Я в две минуты уложил детальный рассказ обо всех наших при(зло)ключениях, и бабка взялась за дело.

Какая такая птица и с чего уж она настолько запонадобилась фон Дракхену, неизвестно, но ходили непроверенные слухи, что он всегда побаивался птиц. Что-то вроде невнятного, подсознательного комплекса. Вроде бы его в далёком детстве, маленьким змеёнышем, чуть не склевала легендарная птица Феникс. Как известно, крайне недолюбливавшая змей...

Уж как логично (нелогично) переплетались в этом деле мифология, зоология, криптоистория и прочее, Яга не знала, просто предложила верить ей на слово. Да, собственно, у меня других вариантов и не было.

— Всё, что смогу, вызнаю! А ты сюда, на Стеклянную гору, поспешай, тут большие события надвигаются.

— Какие?

— Бабий бунт!

На этом страшном слове связь оборвалась так же резко, как и появилась.

Митя посмотрел на меня тоскливым взглядом волчьих глаз:

— Чё Бабуленька-ягуленька, раскрасавица наша, в виду имела? Бунт бабий али мне послышалось?

— Бунт, — со значением подтвердила царевна Василиса. — Ох, мужики, а и страшное ж энто дело... В бунте бабьем разума нет, требований и уговоров тоже, один размах, слёзы да эмоции! И уж ежели кого им накрыло, так уж всё — сам под иконы ложись в белой рубахе да Христа-Бога моли, чтоб смертушка была быстрой...

— И что, помогает? — сипло уточнили мы с Митей.

— Молитва-то? Не, не очень. Кто ж ему, негодяю, помереть даст, покуда всё, что накипело, не выслушает?!