Ирина Белояр - Ползучий дом

— Лезем! По стенке они не смогут…

Если даже Сергей успел подумать, что сейчас начнется нытье: не умею лазать по скалам, здесь круто… в общем, этого не случилось. Обдирая ногти, Сэнди рванула наверх первая. Сергей, не смотря на длинный рост, с трудом успевал за ней. То и дело попадались живые камни, пальцы босых ног саднило, на каждом шагу встречались одиноко торчащие наверняка ядовитые пучки травы… Но вскоре повезло: метрах в пятнадцати от начала подъема — широкая полка. Здесь, пожалуй, поместился бы даже вездеход. Забрались и наконец-то смогли оглядеться.

Огляделись. Волосы встали дыбом. Со всех сторон — справа, слева, снизу и даже сверху — гигантские тараканы.

— Звездец, малыш, приехали…

Каракатицы по стенке не умеют. Зато членистоногим не привыкать.

Финиш.

Так о чем мы говорили? Ах, да. Поэма о вечности, часть вторая.

Немыслимо долгую вечность тараканы стояли вокруг двух пришлых созданий, шевелили усами, переговаривались. Не, это не глюк. Переговаривались, именно. У стайных животных обязана быть какая-то второсигнальная система. В противном случае чем бы они отличались от нестайных? Членораздельная речь — это таки да, людское изобретение. Предназначена члены разделять. Расчленять, одним словом. Или двумя словами. Или целым набором. Танки и ядреные боеголовки — все это случалось уже потом. В начале было слово.

Ясно, почему автор предпочитает писать о животных? Вот к ним и вернемся. А издержки эволюции — на хрен.

Два несчастных беззащитных комочка протоплазмы сидели на скальной полке и дрожали так, что полка вибрировала. (Вот вам, кстати, еще одна возможная причина сейсмической активности Алекто). А тараканы все разговаривали, посредством своей второсигнальной системы. Нечленораздельной, к счастью. Поговорили — и неспешно расползлись в разные стороны.

Один членистоногий задержался возле полки. Сородичи ушли, а он все смотрел на чужаков. Может, это послестрессовый бред, но во взгляде чудовища было что-то человеческое. Казалось бы — фасетчатые глаза, но взгляд… уж очень недобрый. Животные так не смотрят.

Потом как бы нехотя развернулся и отправился прочь.

— Неужели обошлось? — Сергей вытер пот со лба. — Грехи наши тяжкие… Слушай, и каракатиц не видно! Малыш, рвем когти, пока возможность есть.

Сэнди глянула вниз и сдавленно произнесла:

— Туда ? Издеваешься? Я тебе что… таракан, по вертикальным камням ползать?..

…Пока эти чуть живые сухофрукты с тупым отчаянием обреченных бредут домой, маленькая незамысловатая мораль: чудеса все-таки случаются время от времени. Нынешнее чудо подарило кошке Сэнди еще одну из ее девяти кошачьих жизней. Ну, и этому, который примазался, перепало на халяву. Отсюда вывод: кто голову не носит, тот ей не рискует.

Однако, что-то автора нынче не по делу в философию понесло. К дождю, не иначе… Все, хватит треп справлять: после долгого предупреждающего урчания из-за холма показался вездеход.

Поравнялся с горе-путешественниками. Дверца открылась, выглянул Арамов. Покачал головой, хмыкнул:

— Надо ж, в какую даль забрались. А вас там с собаками ищут.

Сухофрукты залезли в машину и рухнули там. Неслабый получился забег. Ничего, оно полезно иногда. Живое, как уже было сказано, существует в движении. Вас гиподинамия еще не совсем в гроб вогнала? Давайте к нам, на Алекто. Здесь рассиживаться не придется. На этой планете камни, и те движутся.

— У меня плащ на заднем сидении, — не оборачиваясь, сказал Арамов. — Дама может прикрыться. Вам, Сергей, не знаю что предложить.

— На платформе найду, — зевнул Сергей, и — как-то очень неуклюже с языка сорвалось не очень привычное слово:

— Спасибо.

…По морям — по волнам. Вездеход медленно-мерно преодолевает холмы и впадины. Жизнь прекрасна и удивительна, она вот так же движется по синусоиде: то взлет — то посадка, то к вершинам успеха и экстаза — то на экзистенциально-психологическое дно, то в лес, то по дрова, то в лоб, то по лбу… тьфу, о чем это я?..

— …Сэнди, какими духами вы пользуетесь?

Сергей встрепенулся, открыл глаза. В первый момент напряженное лицо попутчицы показалось маской.

— А вам зачем? — не совсем ровным голосом спросила Сэнди.

— Знакомый запах, — ответил Арамов, поворачиваясь обратно к приборной панели.

— Кого-нибудь напоминает?

Но Карен был уже «не здесь»:

— А? Ну, да. Кого-то напоминает.

— «Южный букет» от Фрэнчи, если вам интересно.

Не знаю, как Арамову, а Сергею определенно было интересно. Только не сорт духов, что-то другое. Спросонок непонятно, что именно…

Кормилицу высадили около северного лифта. Время позднее. Работяги, у которых так и не сложилось сегодня пообедать, вот-вот отчалят наверх, ужинать.

— Карен, спасибо. Плащ я завтра верну.

— Можете оставить на память. Автограф на подкладке нужен? — неприязненно отозвался маэстро.

Сэнди без единого слова развернулась и исчезла в тоннеле.

— Зачем вы ее обидели? — после некоторого молчания спросил Сергей.

— Не нарочно. Само вырвалось.

Сергей не ожидал продолжения. Но спустя минуту маэстро — не то угнетенно, не то растерянно — произнес:

— Не покидает ощущение, что я эту женщину откуда-то знаю. И чем дальше, тем больше беспокоит.

Меж тем невдалеке показался ползучий огурец. Вездеход подкатил к платформе, Арамов выглянул наружу:

— Получите вашего командира. Живого и невредимого.

Живой и невредимый командир вылез из машины. Собственно, получать его было практически некому. Армия уже передислоцировалась наверх, покорять цивилизацию. На платформе осталась только пара дежурных. Расписываться за доставку явился один Валера, мрачный, как шекспировский мавр.

— Откуда ты такой одетый?

— Тараканы обчистили.

Лерыч молча развернулся и ушел на противоположный край платформы. Наспех одевшись, Сергей догнал напарника:

— Не фига злиться.

— Проехали.

— Ты мне ее сам подсунул.

— Не эта, так другая. Могила тебя исправит.

— И что теперь?

— Ничего. Я же сказал — проехали.

Валера стремительным шагом пересек платформу в обратном направлении.

Нилыч, вальяжно развалившись с сигаретой на тюках легковоспламеняющегося утеплителя, выпустил колечко дыма и флегматично заметил:

— Уволится. Что делать будешь?

— Не уволится, — отозвался Сергей. — Проходили уже.

…Ночь была светлая. Восходящие луны искрились и переливались радугами. Шестицветными, разумеется.

То ли спалось, то ли не спалось. Давешние тараканы с каракатицами не прошли даром: в голове, на грани дремы, крутился совершеннейший бред собачий. Мимо сознания галопом носились дикие, неуловимые догадки. Никак не получалось их обуздать и отправить в стойло. Мельтешили, пересекались, превращались в какое-то немыслимое месиво. Анонимные письма… Кто-то хочет расстроить планы Карена Арамова… Диверсия на участке… Каракатица унесла Мишеля… и покрышки свинтила, умница… Луны поплыли куда-то по своим делам, вместо них в поле зрения появилась дама с собачкой. У собачки почему-то глаза на стебельках и длинный шипастый хвост. И голос за кадром: «Не покидает ощущение, что я эту женщину знаю…»