Снежана Тимченко - Я, только Я?

– В справочнике сказано, что природа сделала в устроении человека все так, как нужно и безопасно.

– Ой, мамочка моя! – Оксана поморщилась при мысли о ребенке. Представила, как он плавает у нее в животе. Мороз пробежал по позвоночнику. – А как это случилось? Откуда ребенок взялся?

– Это тебе лучше знать, с кем у тебя был половой контакт более трех месяцев назад? Этот человек тебя оплодотворил. Он отец. И нам бы хотелось узнать его имя, – с нездоровым любопытством спросил Медисон. – Возможно, он тоже обладает могуществом или какой-то особенный. Для науки это очень важно. Он уникален еще и потому, что единственный в мире может оплодотворить женщину!

Оксана вспомнила, и сердце ее замерло. Она легла на койку, повернулась к стене:

– Оставьте меня.

– Оксана, скажи нам…

– Уйдите!

Все вышли с еще большим удивлением, чем когда узнали о беременности.

– Как вы думаете, могущество от беременности? – спросил Мэдисон. Дог не находил себе места от наплыва мыслей.

– Может быть. Точно знать нельзя, – он нервно топтался на одном месте, глядя себе под ноги, – но задумайтесь, своим даром она поделиться не может, а вот этим… – он указал жестом в сторону Оксаны, – возможно, в ней лекарство от бесплодия человечества. Может, это начало, и она сможет этим поделиться со всеми.

– А может, – заметил Зондо – все дело в отце.

– Да кто его знает, что может быть! – взволнованно крикнул Мэдисон. – Что нам делать дальше? Кто роды будет принимать? Как? Да еще этот господин Чо, чтоб он провалился.

– Сейчас ясно одно, – у Женуа на глазах были слезы, – дитя надо сохранить. Оксану нужно сохранить, – решительно, словно собиралась защищать беременную лично, заявила доктор-гуманоид. Хоть её вид и не страдал таким недугом, как неспособность размножаться естественно, но её всегда учили тому, что каждая жизнь важна.

– Почему она не говорит, кто отец? – Зондо смущал этот вопрос.

– Может, хочет его защитить? – Женуа нежно посмотрела на Дога.

– То, что отец – не Алекс, это точно.

Военная форма Матвею была к лицу. В армии он стал стройным, подтянутым. Возмужал. Оксана невольно любовалась его походкой, он шел к ней издалека, и было приятно знать, что среди всех людей в этой толпе он подойдет именно к ней.

– Привет, соседка, – Матвей осторожно, но сильно обнял Оксану.

– Привет, вояка.

– Ну, пойдем?

– Пойдем.

Он не подарил ни цветочка, ни сувенира, но это ему прощалось по той причине, что Оксана не была его девушкой. С детства они дружили, жили по соседству и прикрывали друг друга в шалостях. Иногда в его глазах что-то угадывалось, но нежная забота ни во что не перерастала. Оксана четко понимала – не влюбилась. Это чувство становилось тягостным до той поры, пока они не разошлись в разные стороны: он – в армию, она – в колонию гарконгов.

А сегодня Матвей сообщил, что прилетает к ней в колонию, и у нее не было никакого шанса отказаться от встречи.

Уже был поздний вечер, все, что можно было вспомнить – вспомнили, ужин давно закончен, и понемногу наваливалась усталость. Матвей провожал ее до дома, но умышленно шел медленно. Провожанию не было видно конца. Уже у дверей он все же решился:

– Ксанка, я хотел сказать тебе, нас отправляют на Эндурион.

– Эндурион? Там же война. Мы же соблюдаем нейтралитет. Почему вас туда посылают? – от испуга она забыла, что только что придумывала, как бы так не обидно уклониться от прощального поцелуя.

– Миротворческая миссия.

– Ерунда, это красивое название.

– Я пешка, хожу только вперед, – с грустной улыбкой ответил Матвей.

– Тогда что ты здесь стоишь, скорее, тебе надо домой, с мамой побыть, – Оксана потянула его за руку.

– Подожди, не надо. Я ей в дороге позвоню. Хочу с тобой побыть.

Девушка вздохнула и уткнулась лбом ему в грудь. Матвей подумал, что другого случая может и не быть, и обнял ее так сильно, что горячее дыхание Оксаны будто пробило грудь и выжгло все лишние заросли сомнений.

– Я знаю, ты никогда не любила меня, но я любил, – он прижался щекой к её макушке. – У меня нет выбора, кроме как ждать, ждать, когда я стану нужен тебе. Завтра я улетаю и хочу, чтобы ты знала, я всегда, всегда буду ждать тебя!

– Ну ты что? – бубнила ему в грудь и плакала Оксана. – Дурак, что ли?

– Дурак. Дурак, Ксанка.

– Не надо таких слов перед дорогой. Так навсегда прощаются. Я не хочу навсегда.

– И я не хочу, – он прижал ее сильнее. – Просто помни.

– Пусти, задушишь, – Матвей отпустил, она отвернулась, вытерла слезы платком, высморкала нос.

– Извини, что так сильно… – извинялся Матвей, когда Оксана резко повернулась, встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Матвей подхватил ее, и поцелуй стал сильнее, длиннее, жарче, вкуснее.

– Тогда это все и случилось.

Зондо тихонько шелестел щупами. Обычно длинные рассказы о жизни пациентов хирург пропускал мимо ушей, но сейчас он слушал не банальную историю, а сокровенную легенду. Оксана рассказала это только ему.

– Где он теперь?

– Нету. Их сбили. Они даже не долетели до Эндуриона, – девушка прижала сильнее подушку в безжалостной попытке сделать больно этому куску антиаллергического материала. – Матвею было двадцать лет. Я все время спрашивала себя: ну почему? Почему он прожил так мало? Зачем жить так мало? Чтобы что? Чтобы в десять лет подложить взрывчатку с краской в шкаф директрисе школы? Или чтобы в тринадцать лет взять на себя вину за то, что я разбила катер? А вот он ответ, только теперь настиг меня.

– Ты держись. Теперь ты за двоих.

– В этом-то все и дело. Привыкла, что я – это только я.

– Мэдисон, что там со связью?

– Отсутствует. Не проходит через горную породу.

– Ясно, помощь не придет.

– Все равно помощь не успела бы, Чо скоро будет здесь, – констатировала пациентка с воодушевлением. – Один выстрел из пушки – и завалы разбиты. Сделаем вот что: выйдем из станции, я сделаю ее маленькой, положу в карман. Вас я сделаю не видимыми. Когда Чо сюда войдет, мы по-тихому смоемся. – В устах Оксаны это звучало так естественно, что вовсе и не казалось невозможным. – Бежим все на открытое пространство позади кораблей наемников. Когда я увеличу станцию, запрыгиваем и улетаем.

– А почему ты не уменьшишь станцию вместе с нами? – поинтересовался Мэдисон.

– Я никогда такого не делала. Не умею.

– А невидимыми ты кого-нибудь делала?

– Изучила принцип, когда чинила Данаа. Но с вами есть одно условие, я сделаю невидимым все, кроме глаз, а то если свету не будет, от чего отражаться, вы и видеть ничего не будете.

– Ясно, ясно. За дело, – Медисону не терпелось испробовать на себе то, чего ещё никто не испытывал.

В какой-то растерянности все вышли из станции. Оксана положила руки на борт корабля, и он уменьшался на глазах до тех пор, пока не стал помещаться на ладони. Медицинская команда рассматривала миниатюру, как игрушку.