Андрей Белянин - Охота на гусара

Горели два фонаря в медной оправе, французы дрожали в углу под попоною, жалко прижавшись друг к другу в надежде спастись от лютой русской зимы. Ха, мне так, например, после пробежки даже жарко было! И вообще, за всё время партизанствования моего ни один гусар или казак и позорного насморку не подхватил, а эти жабоеды, видите ли, мёрзнут…

Оборотясь к сидящему в другом углу уряднику, я толкнул оного в плечо, но тот, к изумлению моему, мешком повалился на бок. Убит?! Но нет, по счастию, страшная догадка не оправдалась: Крючков дышал. Пьян, подлец?! Однако же, принюхавшись, я не уловил дразнящего аромата сивухи. Трое же казаков рядом лежали в столь же бесчувственных позах. Что же могло приключиться за столь непродолжительное время? Словно какой-то могучий колдун наслал на бдительных донцов беспробудный сон, не пробиваемый никакими пиками. В тот миг гнев мой на них был велик и ужасен, но единственно осторожный хруст снега за дверью заставил меня развернуться, и вовремя же…

Из-за косяка высунулась острая волчья морда! Пресвятые угодники, волка такого размера я не встречал ни-ко-гда! Натуральный крокодил, право слово, я таких в петербургской Кунсткамере видел. Огромные челюсти, казалось, были способны перекусить пополам корову, а оскаленные клыки были длиной в мою ладонь. Внимательно принюхиваясь, он поднял на меня горящие круглые глаза размером чуть меньше пушечных ядер. Я стоял столбом, едва не выпустив из рук обнажённую шашку. Волк удовлетворённо рыкнул, покосился на спящих казаков и повёл носом в сторону французов. Я был готов к появлению любого врага, но о таком звере мы с Багратионом не договаривались…

Серое чудовище сделало пару шагов и вошло в сторожку полностью. Да, да, как и предполагалось, хищник был ненамного меньше лошади, считая вытянутый палкой хвост, и ещё длиннее. При виде шестерых дрожащих во сне пленников он удовлетворённо облизнулся и… Бросившись вперёд, я прикрыл французов грудью! Упругая кабардинская сталь холодно сверкнула перед самым носом зверя. Тот недовольно заворчал, но отступил.

– Пошла вон, псина, – чуть срывающимся голосом попросил я.

Волк поджал уши, осмысливая мои слова, и, как бы определяясь с предложением, кивнул в сторону пленных.

– Ни-за-что! Согласно европейской договорённости, военнопленные подлежат защите русских штыков от грабежа и посягательств.

Хищник сел и, внятно жестикулируя лапами, дал понять, что ни грабить, ни (прости господи!) посягательствовать на несчастных не намерен. Он их просто съест…

– Не выйдет, – упёрся я, ибо врождённая храбрость только укрепилась во мне при осознании противника как существа разумного, а не просто «дикой твари из дикого леса». – Я не позволю на моих глазах обжираться всяким тут…

Волк прикинул и недвусмысленной мимикой предложил пятьдесят на пятьдесят, разделить трапезу. Возмущению моему не было границ, пределов и обоснований.

– Да чтоб русский офицер, гусар, поэт и партизан и помыслить посмел о поедании себе подобных?! К тому же всего через пару часов после плотного ужина…

Серый разбойник понял, что никакие уговоры и доводы на меня не действуют, встал, отряхнулся и, поднапрягши широкую грудь, грозно зарычал. Из пасти его вырывалось душное зловоние, глаза налились кровью, и я невольно припомнил всю свою шальную жизнь, начиная от бултыхания ножками в колыбели до сего рокового момента.

Хищник бросился вперёд, шашка в руках моих блеснула тусклым лучиком, и по серой скуле протянулась алая полоса. Огромный зверь отхлынул в сторону, хрипло рассмеялся, словно рана сия лишь раззадорила пыл его, и одним прыжком кинулся мне на грудь.

Ох Матерь Божия, Пресвятая Богородица, издревле спасавшая гусарские души… как я увернулся – ума не приложу! Лишь только челюсти ужасные сомкнулись прямо над головой, едва не сняв все кудри разом. Но страху не было и в помине! В единый миг отвага прапрапрапрадеда моего горячечной волной захлестнула виски. Закрывая мирно сопящих французов (и на фига же они мне сдались!), я забыл о вежливости аристократической и, перехватя шашку на казачий манер, завертел ею, открещиваясь от четвероногого кошмара сияющим кругом стали.

Волк недовольно заворчал, но отступил, поджимая хвост. В упоении от малой победы сей я едва не потерял бдительность и предательски резким ударом когтистой лапы был отброшен в самый дальний угол! Грохнулся так, что едва спину себе не сломал, а из глаз брызнули такие искры – хорошо солома сырая была, сгорел бы, как куренок…

Гигантский зверь насмешливо показал мне язык, торжествующе взвыл и, одним прыжком достигнув жандармов, раскрыл над несчастными смердящую пасть! И вот в ту роковую минуту, страшную во всей своей необратимости, твёрдой рукою свершил я то, в чём по сей день не испытываю стыда, – из положения лёжа подхватил горящий фонарь, махом швырнув его во врага! Вроде бы чего особенного? Стекло, медный каркас да свечка, но результат вышел ошеломительный!

От удара о чугунную башку злодея стекло разлетелось вдребезги, а малюсенький огарок горящей свечи необычайно ловко закатился в огромное волчье ухо. Вой, испущенный монстром, поднял на ноги весь лагерь! Волк катался по полу, скулил, рычал, визжал, кусая собственные лапы и тряся головой в надежде вытряхнуть огарок. Из уха уже вовсю валил дым, запах палёной шерсти буквально не давал продохнуть, но я уже встал на ноги и, крепко держа оружие в руках, был готов к продолжению «банкета».

Послышались выстрелы и голоса, встревоженные люди бежали к сторожке, и зверь не выдержал… Мстительно показав мне «кулак», он бросился вон и исчез в лесу. Подоспевшие казаки нашли бледного и слегка пришибленного меня, а вот своих товарищей и французов удалось разбудить лишь наутро. Да и после того они весь день ходили квёлые, как зимние мухи. Сильно подозреваю некую замешанность в этом деле таинственного колдовства, но прямых доказательств, увы, не имею…

Наутро двадцать восьмого октября, сочтя всё вчерашнее «ложной тревогой», бригада моя села на коней и, объединяясь с отрядами Фигнера и Сеславина, двинулась на Белкино. С высот можно было рассмотреть и самоё Ляхово – вокруг села были разбиты биваки, горели костры, а нахальные французы изо всех сил делали вид, будто бы они обосновались здесь надолго.

Отчаянный Чеченский, с сотней казаков совершив головокружительный рейд к Тарутину, захватил в плен несколько фуражиров неприятеля. Они только-только разжились свежим сеном для супа, как были вынуждены сами бежать под наши клинки, спасаясь от разгневанного деда с вилами, который, кстати, так и не успокоился, пока не получил пятак откупного. Или в пятак? Не помню, надобно уточнить у ротмистра.