Станислав Лем - Кибериада. Повести и рассказы

Две недели подряд вводил Трурль в своего будущего электропоэта общие программы;потом наступила настройка логических,эмоциональных и семантических контуров.Уже было собрался он пригласить Клапауция на пробное испытание, но раздумал и сначала запустил машину в одиночку. Та немедля прочла доклад о полировке кристаллографических шлифов для вводного курса малых магнитных аномалий.Пришлось ослабить логические контуры и усилить эмоциональные;сперва машину одолел приступ икоты, затем припадок истерии, наконец, она с большим трудом пробормотала,что жизнь ужасна.Он усилил семантику и смастерил приставку воли;тогда она заявила, что отныне он должен ей подчиняться, и приказала достроить ей еще шесть этажей к девяти имеющимся,чтобы она могла на досуге поразмыслить о сущности бытия.Вставил он ей философский глушитель; после этого она вообще перестала откликаться и только колотила током. Умолял он ее,умолял и смог уговорить лишь спеть короткую песенку «Жили-были дед да баба,ели кашу с молоком», на чем ее вокальные упражнения кончились. Тогда начал он ее прикручивать,глушить,усилять,ослаблять,регулировать,пока не решил, что все в лучшем виде. Тут и угостила она его такими стихами, что возблагодарил он небеса за эту прозорливость:то-то бы потешился Клапауций, заслышав эти занудливые вирши, ради которых пришлось промоделировать возникновение Космоса и всех возможных цивилизаций!Вставил он ей шесть противографоманских фильтров,но они вспыхивали,как спички; пришлось изготовить их из корундовой стали.Тут понемногу стало у него налаживаться; он дал машине полную семантическую развертку, подключил генератор рифм, и чуть было все опять не полетело в тартарары, так как машина пожелала быть миссионером у нищих звездных племен.Однако в тот последний момент, когда он уже готов был наброситься на нее с молотком в руках, пришла ему в голову спасительная мысль.Он выбросил все логические контуры и вставил на их место ксебейные эгоцентризаторы со сцеплением типа «Нарцисс». Машина закачалась, засмеялась,заплакала и сказала,что у нее побаливает где-то на уровне третьего этажа,что ей все уже до лампочки,что жизнь удивительна,а все кругом негодяи, что она,наверное, скоро умрет, и желает только одного- чтобы о ней помнили и тогда,когда ее не станет. Затем велела подать ей бумагу. Трурль облегченно вздохнул, выключил ее и отправился спать. Утром он зашел, за Клапауцием. Услышав,что его зовут на запуск Электрувера,как решил Трурль назвать свою машину, Клапауций бросил все свои дела и пошел в чем был, так не терпелось ему поскорее стать свидетелем поражения друга.

Трурль прежде всего включил нагревательные контуры,потом дал малый ток, еще несколько раз взбежал наверх по гремящим железным ступенькам- Электрувер похож был на огромный судовой двигатель, весь в стальных мостках,покрытый клепаным железом, со множеством циферблатов и клапанов,- и вот, наконец, запыхавшийся,следя,чтобы не падало напряжение, он заявил, что для разминки начнет с маленькой импровизации.А потом уж, конечно,Клапауций сможет предложить машине любую тему для стихов, какую захочет.

Когда амплификационные указатели дали знать, что лирическая мощность достигла максимума,Трурль,рука которого чуть заметно дрожала,включил большой рубильник, и почти сразу машина произнесла голосом слегка хриплым, но изобилующим чарующими и убедительными интонациями:

— Общекотовичарохристофорная хрящетворобка.

— И это все?- выждав некоторое время,необычайно вежливо спросил Клапауций. Трурль стиснул зубы,дал машине несколько ударов током и снова включил. На этот раз голос оказался значительно чище; им можно было просто наслаждаться, этим торжественным, не лишенным обольстительных переливов баритоном:

— По-каковски это?- осведомился Клапауций, с великолепной невозмутимостью наблюдая за паникой Трурля;тот метался у пульта управления, затем, махнув в отчаянии рукой,помчался,топая по ступеням,на самый верх стальной громадины. Видно было, как он на четвереньках вползает сквозь открытые клапаны в нутро машины,как стучит там молотком,яростно ругаясь,как что-то закручивает, бренча разводными ключами, как снова выползает и вприпрыжку бежит на другой помост; наконец он издал торжествующий вопль,выбросил перегоревшую лампу, которая с грохотом разбилась о пол в двух шагах от Клапауция,даже не подумав извиниться за такую небрежность, поспешно вставил на ее место новую, вытер грязные руки ветошью и закричал сверху,чтобы Клапауций включил машину. Раздались слова:

— Уже лучше!-воскликнул,правда не совсем уверенно,Трурль.- Последние слова имели смысл, заметил?

— Ну, если это все…-промолвил Клапауций,который был сейчас олицетворением изысканнейшей вежливости.

— Черт бы его побрал!- завопил Трурль и снова исчез во внутренностях машины:оттуда доносился лязг,грохот, раздавались треск разрядов и проклятия конструктора. Наконец он высунул голову из небольшого отверстия на третьем этаже и крикнул:

— Нажми-ка теперь!

Клапауций выполнил просьбу. Электрувер задрожал от фундамента до верхушки и начал:

Голос оборвался- Трурль в бешенстве рванул какой-то кабель, что-то затрещало,и машина смолкла.Клапауций так хохотал,что в изнеможении опустился на подоконник.Трурль кидался туда и сюда, вдруг что-то треснуло, звякнуло, и машина весьма деловито и спокойно произнесла:

— Вот!Пожалуйста! Эпиграмма! И прямо не в бровь, а в глаз!-выкрикивал Трурль,описывая круги,все ниже и ниже,ибо он сбегал вниз по узкой спиральной лестничке, пока почти не влетел в объятия коллеги, который перестал смеяться и несколько оторопел.

— — А, дешевка,- сказал тут Клапауций.- Кроме того, это не он, а ты сам!

— Как это я?

— Ты это сочинил заранее. Догадываюсь по примитивности, бессильной злости и банальным рифмам.

— Ах вот как? Ты предложи что-нибудь другое! Что захочешь! Ну, что же ты молчишь? Боишься, а?

— Не боюсь,а просто задумался,-сказал задетый за живое Клапауций, стараясь найти самое трудное из возможных заданий,поскольку не без основания полагал, что спор о качестве стихотворения, сложенного машиной, трудно будет разрешить.