Терри Пратчетт - Опочтарение

— Пир, мистер Грош? Как может пир…

— Не спрашивай, Стэнли. Это все очень сложно и к булавкам не имеет отношения.

Они погасили свечи и ушли.

В комнате начался тихий шепот.

Грамматика Зеленщика — З.Л.П.О.Д, — Путь Судьбы — Големная Женщина — Бизнес Бизнеса, А Также Снова Обсуждается Природа Свободы — Клерк Бриан демонстрирует энтузиазм

— Проснитесь И Пойте, Мистер Губфиг. Начинается Ваш Второй День Почтмейстера!

Мокрист приоткрыл один глаз и взглянул на голема.

— О, да вы еще и будильник? — сказал он, — ооох, мой язык. Его как будто в мышеловке защемило.

Он наполовину сполз, наполовину скатился со своего ложа из писем и умудрился подняться на ноги за дверью кабинета.

— Мне нужна новая одежда, — сказал он, — и еда. И зубная щетка. Я отправляюсь в город, мистер Помпа. Вы остаетесь здесь. Займитесь чем-нибудь. Приберитесь здесь. Сотрите граффити со стен, ладно? По крайней мере, мы можем навести в Почтамте чистоту.

— Все Что Прикажете, Мистер Губфиг.

— Отлично! — сказал Мокрист и зашагал прочь, вернее, сделал один шаг прочь, а потом охнул.

— Берегите Колено, Мистер Губфиг, — сказал мистер Помпа.

— И еще кое-что! — сказал Мокрист, балансируя на одной ноге, — как вам удается выследить меня? Откуда вы знаете, где я?

— Кармическая Подпись, Мистер Губфиг, — сказал голем.

— И что это значит, если конкретнее? — требовательно спросил Мокрист.

— Это Значит, Что Мне Известно Ваше Конкретное Местонахождение, Мистер Губфиг

Глиняное лицо абсолютно ничего не выражало. Мокрист сдался.

Он прохромал наружу, в то, что для этого города считалось свежим ранним утром. Ночью был легкий заморозок, как раз достаточный, чтобы придать воздуху особый привкус, который пробудил в Мокристе аппетит. Нога все еще болела, но по крайней мере ему сегодня был не нужен костыль.

И вот Мокрист фон Губвиг шел по городу. Он никогда не делал этого раньше. Это делал усопший Альберт Блестер, и Мандо Смит, и Эдвин Стрип, и полдюжины других личин, которые он брал, а потом сбрасывал, как карты. О, внутри он все равно был Мокристом (что за имечко, господи, он слышал каждую из возможных шуток) но они были снаружи, между ним и окружающим миром.

Эдвин Стрип вообще был произведением искусства. Он был недостаточно-ловким-шулером, и просто нуждался в том, чтобы его шулерство было заметно. Он был настолько явно, очевидно неумелым, когда мухлевал в Найди Даму и другие уличные игры, что люди просто-таки строились в очередь, чтобы обмануть тупого обманщика, а потом уходили прочь, улыбаясь… вплоть до того момента, пока не пытались расплатиться столь легко доставшимися им монетами.

Это был секрет искусства мошенника, и Мокрист раскрыл его: в спешке или в возбуждении, люди сами дополняли обман собственной жадностью. Они так жаждали вытянуть денежки из очевидного идиота, что их собственные глаза дополняли мелкими недостающими деталями чеканку монет, которые они так поспешно рассовывали по карманам. Все что оставалась сделать Мокристу — это дать им небольшой намек.

Но это было только для начала. Некоторые клиенты так никогда и не узнали, что положили в кошелек фальшивые монеты, потому что это действие открывало некомпетентному шулеру Стрипу, в каком кармане у них кошелек. Позже они обнаруживали, что хотя Стрип очень неумело обращается с колодой карт, это более чем компенсируется его высочайшим мастерством карманника.

Но сейчас Мокрист ощущал себя, как креветка без панциря. Как будто он голый. И тем не менее, до сих пор никто не обратил на него внимания. Не было криков «Эй, ты!» или восклицаний «Это он!» Он был просто лицом в толпе. Что за странное новое ощущение. Он раньше никогда не был самим собой.

Он отметил это событие, купив у Гильдии Торговцев путеводитель и изучил его, сидя за чашечкой кофе и сэндвичем с беконом в уличном кафе, жирными пальцами листая страницы с перечнем баров. То что было нужно, он там не нашел, оно обнаружилось в списке парикмахерских, и он улыбнулся. Приятно, когда ты прав.

Также он нашел упоминание Булавочной Биржи Дэйва, вверх по улице Сестричек Долли, в переулке между домом продажной любви и массажным салоном. Биржа покупала и продавала булавки коллекционерам.

Мокрист прикончил свой кофе с таким выражением на лице, по которому человек, хорошо его знающий мог бы определить, что он обдумывает какой-то план, да вот только количество «хорошо знающих» равнялось нулю. В конечном счете, все дело в людях. Если он собирался задержаться здесь на какое-то время, то нужно обеспечить себе комфортные условия.

Он совершил прогулку к лавке, украшенной самодельным плакатом «Дом Акуфилии!!! 33 33 Acuphilia — от латинского acus (иголка), слово придуманное Пратчеттом по аналогии с филателией, — прим. перев. ».

Это было как поднять неприметный камешек и вдруг обнаружить под ним целый неизведанный мир. Булавочная Биржа Дэйва была одним из тех маленьких магазинчиков, в которых продавец знает каждого покупателя по имени. Это оказался удивительный мир, мир булавок. Булавки могли стать хобби на всю жизнь. Мокрист знал об этом, потому что потратил доллар на книгу Дж. Пушка Совбери 34 34 J. Lanugo Owlsbury — прим. перев. «Булавки», похоже, новейшее издание по данному предмету. Мокрист признавал, что у всех есть свои маленькие странности, но чувствовал себя неловко среди людей, которые, глядя на плакат с красоткой, в первую очередь обращают внимание на булавки, которыми он пришпилен к стене. Некоторые покупатели бродили среди книжных полок ( Дефектные булавки, Двойные Кончики и Недостатки, Булавки Убервальда и Колении, Первые Шаги в Булавках, Чудеса Акуфилии… ), но при этом так жадно поглядывали на подставку с булавками, размещенную под стеклом витрины, что это даже слегка пугало его. Они чем-то походили на Стэнли. Только мужчины. Видимо, женщины по природе своей не склонны к «булавочноголовости».

Он нашел «Абсолютные Булавки» в самом низу стеллажа. Журнал имел неряшливый самодельный вид, текст был мелким, очень плотным и страдал отсутствием таких мелочей как параграфы и, частенько, знаки препинания. Похоже, запятые взглянули на выражение лица Стэнли и решили, что его лучше не беспокоить.

Когда Мокрист положил «Абсолютные Булавки» перед хозяином магазина, огромным бородатым человеком с прической из многочисленных косичек, булавкой в носу, животом по размерам достаточным для трех человек и с татуировкой «Булавки или Смерть» на бицепсе, тот взял журнал в руки и вновь пренебрежительно бросил его на прилавок.