Екатерина Богданова - Обещанная по крови

Юклонь — редкая ягода, растёт только в одной южной провинции империи и вино из неё большая редкость. Эту ягоду вывели всего лет десять назад путём скрещивания обычной черешни и ядовитого черноягодника. Не знаю, каким образом лесным эльфам удалось совместить столь отличающиеся культуры, но результат превзошёл все ожидания.

Ощетинившиеся смертельно ядовитыми колючками в палец длинной кусты давали настолько великолепные, крупные и сочные ягоды, что распространения это чудо так и не получило. Император решил, что такой изыск достоин только его стола. Я обожала эти вкуснейшие, бордовые ягоды, но отведать их удавалось очень редко, потому, что вино из юклони ценилось императором гораздо больше, чем сами плоды. И я была совершенно точно уверенна, что у лордаохотника просто не может быть этого редкого напитка. Но, как и всякого мужчину, его должно было уязвить, что он не может ответить на просьбу леди. А это давало надежду, что лорд сейчас побежит к своим запасам, стремясь найти нечто равноценное, или даже превосходящее по исключительности.

Мой расчёт оказался верным!

— Сейчас не время для вина, но если леди просит, я не могу отказать, — с неожиданной, какой-то мальчишеской улыбкой заявил Тарриэр и, одним плавным движением поднявшись, быстро удалился.

А всё-таки красивый он, хоть и демонопоклонник. И двигается так, что дух захватывает… и пропасть хочется окончательно и бесповоротно.

Но думала об этом я уже на пути к той части крыши, с которой собиралась спрыгнуть на соседнее здание. Это даже не было отдельным строением — высокая пристройка с большим окном в центре, через которое были видны разнообразные растения. Зимний сад? Так у них здесь зима от лета мало чем отличается. Ну да это сейчас не важно. Главное перебраться через перила и спрыгнуть.

Бум, хрясь «ыыыыаааа». И все эти звуки издала я, с размаху врезавшись в невидимую, но весьма твёрдую стену. Стена была расположена на расстоянии шага от перил и впечаталась в неё я буквально с разбега.

Кряхтя и постанывая переползла через перила обратно на крышу и на четвереньках отправилась к импровизированному столу. Было больно, обидно и опять страшно. Все мои планы на побег разбились о несокрушимый защитный полог. И самым печальным было то, что я это защитное поле не видела, следовательно, преодолеть его не смогу при всём желании. А лорд-охотник похоже догадывался, что я попытаюсь сбежать и сейчас будет злорадствовать… если узнает. В голову он ко мне вроде больше не лез, так что мысли не прочитает… надеюсь.

Заставила себя собраться, буквально. Потому что чувствовала себя разбитой на осколки о каменную стену на большой скорости. Вытерла раздражающе белоснежной салфеткой лицо, тихо порадовавшись, что крови нет. Приложилась-то я щекой весьма чувствительно. Глубоко вздохнула и, принудив себя вежливо улыбаться, сделала вид, что терпеливо жду возвращения своего сотрапезника с вином.

Долго ждать не пришлось, лорд Тарриэр вернулся с обёрнутой салфеткой влажной(мыл он её что ли?) бутылкой и выражением победителя на красивом, мужественном лице.

На меня он взглянул лишь мельком, но, кажется, ничего не заметил. Потом был процесс торжественного откупоривания бутылки и разливающийся по окрестностям умопомрачительный запах юклонового вина! Мне молча протянули наполненный бордовым напитком бокал, но взгляд лорда следил за каждым моим движением. Наверняка, ждёт реакции на вино. Пить совершенно не хотелось, но раз уж попросила — придётся.

«Мммм» — это было оно, то самое редчайшее вино, доступ к которому был только у нашего императора!

— Вы что, императора Алорина ограбили? — не удержалась я от вопроса, с трудом оторвавшись от бокала.

— Возможно, — расплывчато ответил лорд. — Нравится?

— Безумно, — прошептала, не в силах противиться манящему аромату и допивая всё содержимое бокала.

Охотник загадочно улыбался, заставляя думать о том, что я не только пропадаю, но ещё и теряюсь. Но потеряться в этих бездонных глазах уже не казалось плохой идеей. Аромат вина и свежий воздух дурманили как никогда… Стоп! Да никогда они меня так не дурманили! А лорд-то не пьёт, и смотрит на меня, будто чего-то ждёт.

— Ты мне что налил, похотник? — потребовала я ответа, отстранённо подметив, что скатерть ведёт себя очень непристойно и бросается мне в лицо.

— Тихо-тихо, гроза, — это было последнее, что я услышала, прежде чем закружиться в хороводе колючих кустов юклони, вытянувшихся от недовольства бледных лиц, одной рогатой рожи и морд каких-то незнакомых зверей.

Кажется, я напилась. Да быть того не может, я выпила всего один бокал! Сознание словно барахталось на грани сна и яви.

Липкие, неприятные прикосновения, противоестественное ощущения проникновения чего-то чужеродного в сознание, болезненные манипуляции с зубами(а зубы-то мои кому помешали?) и вновь неприятные прикосновения. Но на этот раз более ласковые, заботливые. Меня будто одевают, но я совершенно точно знаю, что не раздевалась. Или не знаю?

Голоса. Рваные обрывки фраз. «Чиста…», «…чёрная кровь…», «…ваша кровь…», «не свободна…», «… привязана…», «… он будет бороться…», «… залог силы…», «… не знает…», «… она близка, но наследник слишком слаб…», «… вы сильнее, чёрная кровь сильнее…», «крови непостоянных ни капли, но кровная реакция обоюдна…», «она не будет помнить».

Последние фразы врезаются в сознание, заставляя мозг взорваться болью от неожиданно нахлынувших звуков, ощущений, эмоций. Это не мои эмоции, и звуки не мои, но мне больно. Больно до крика, до выворачивающих суставы спазмов.

И я корчусь от сжигающей разум боли, но чувствую, что кто-то рядом, кто-то разделяет мою боль, сжимает меня в объятиях и шепчет ласковые слова.

— Мама, — шепчу одними губами. Голоса нет, и сил кричать больше нет. Есть только страх и ненависть. Я даже не понимала, кого ненавижу, но ярость и жажда лишить жизни жгли не меньше боли.

— Ненавижу, — шепчу непослушными губами и поддерживающие объятия ослабевают.

А мне так больно и одиноко, хватаюсь за того, кто пытается отстраниться от меня, как за последнюю надежду на спасение.

— Не оставляй, — шепчут пересохшие губы и во рту появляется привкус крови. Моей крови от потрескавшихся и искусанных губ.

— Я с тобой, — отвечает невидимый некто. Но мне сейчас не важно, кто это. Главное, что он рядом и разделяет со мной мою боль. Радость разделить готовы все, а боль могут принять только те, кто любит и кому веришь. Сознание опять накрывает чернотой.

***— Ну ты и напилась, девка. Стыдно, ой стыдно должно быть, -

ворчал Тяпка.

— Уйди, мне плохо, — простонала, твёрдо зная, что дело не в вине. Вернее в вине, но я не напилась. Меня чем-то опоили и были уверены, что я ничего не запомню. А я помнила! И противные прикосновения чужих, незнакомых холодных рук, и малопонятные, но не предвещающие ничего хорошего реплики, и объятия, которые мне были нужны. Но сейчас я чувствовала себя испачканной именно из-за этих поддержавших в момент слабости объятий.