Владимир Тимофеев - Три кварка (из 2012 в 1982)

Петров в долгу не остался.

– Отлично играешь, – похвалил он меня. – Хоть сейчас на зональное первенство выставляй.

– Не выйдет, – отмахнулся я. – Обычные любители там не прокатят.

– Любители, говоришь? – хитро прищурился Дима.

– Ну да, любители. Я ж от тебя чисто на кураже отбивался, плюс пруха пошла конкретная.

– Кураж – это сила, – подтвердил мои слова подошедший Олег. – На кураже мы любых бразильцев, что Тузик грелку, порвем.

– Ага, то-то мы от них в Испании ноги едва унесли…

Переключившийся на футбол разговор мы продолжили уже в комнате. Дальше играть в теннис было неинтересно – соперники достойные кончились, а вот побазарить о перспективах наших клубов и сборной сам бог велел.

Разговоры о футболе и спорте вообще продлились до самой ночи. Лично мне было и смешно, и грустно слушать глубокомысленные рассуждения своих «старых» приятелей. Смешно, потому что абсолютно точно знал, на какой ноте завершится очередной футбольный сезон. Что наш союзный, что европейский, кубковый и отборочный. А грустно – оттого что знал я еще кое-что. Знал, что Дима Петров не доживет даже до тридцати. Знал, что весной 93-го молодой, подающий надежды сотрудник Объединенного Института Ядерных Исследований встанет на пути каких-то обкурившихся гопников. Без оружия, без спецподготовки, но зато свято помнящий о том, что такое настоящая честь, он погибнет в бою, заслонив от бандитов совершенно не знакомую ему девушку…

Пятница. 3 сентября 1982 г.

«Хрум… хрум… хрум».

Нет, на этот раз меня разбудила совсем не газета. Нынешнее утро началось с хруста разгрызаемого чьими-то зубами батона («Ага, той самой французской булки»). Засохшей горбушки, оставшейся несъеденной после вечерних посиделок третьего дня. И вот теперь нашедшей наконец своего «потребителя».

– Бурцев! Мать твою! Какого х… – отлепившийся от подушки Олег возмущенно глянул на сидящего возле окна Сашу Бурцева. – Дома, небось, сосисок с колбасою нажрался, а теперь, гад такой, хлебушек наш подъедаешь?

– Ага, – хохотнул Саша, сметая со стола крошки и отправляя их в рот. – От тараканов вас, дураков, спасаю.

– Тьфу! – только и смог ответить Олег, поднимаясь с кровати, привычно отрывая от газеты лист требуемого формата.

С обрывком под мышкой, он удалился в санузел, а я, протерев глаза и посмотрев на часы, поинтересовался у Бурцева:

– Чего так рано? Восьми ж еще нет. Или боишься, что электричка застрянет?

– А чего дома-то делать? – отозвался тот. – Лучше уж здесь подождать. Чтобы с гарантией.

– Это правильно, – согласился я. – На английский опаздывать ни к чему.

В пятницу первой парой шел иностранный язык, и прогуливать его, так же, кстати, как исткап и военную кафедру, нам категорически не рекомендовалось. По уму, прогуливать не стоило и все остальные занятия, однако любой уважающий себя студент считал своей первейшей обязанностью и чуть ли не долгом динамить время от времени то, что можно было динамить без особых последствий. Ну да, коли сумеешь в итоге сдать задания, экзамены и зачеты как минимум на «хорошо», то на кой ляд тогда посещать все эти «никому не нужные» семинары и лекции. Толку от них как от козла молока. Особенно если учебники имеются подходящие.

Как ни странно, наименее посещаемыми парами в нашем институте числились лекции по общей физике и аналитической геометрии. На втором и третьем курсах к ним добавлялись еще ТФКП  [27] Теория функций комплексного переменного. , дифуры  [28] Дифференциальные уравнения. , теормех  [29] Теоретическая механика. и разная специализированная лабуда, которая лучше усваивалась при живом общении на семинарах, нежели в дремотной тиши лекционных аудиторий.

Впрочем, на вчерашней утренней лекции по общей физике просторный зал был забит под завязку. Но вовсе не потому, что новоиспеченные первокуры еще не освоились с общепринятыми «традициями». Причиной аншлага послужила фамилия лектора. Д.ф. – м.н., проф., Сергей Петрович Капица. Ага, тот самый «краснобай и баламут»  [30] Андрей ошибается, впрочем, как и многие из слышавших эту песенку. На самом деле, «краснобай и баламут» относилось вовсе не к С.П. Капице, а к его собеседнику в одном из выпусков передачи – некоему уфологу В.Г. Ажаже, который пропагандировал разного рода НЛО и «бермудские треугольники». Капица же, наоборот, разоблачал всю эту чушь с научной точки зрения. , над которым некогда потешался Высоцкий в известном «шлягере» про «Канатчикову дачу» и свихнувшихся «перед тайною Бермуд» психов. Посмотреть живьем на бессменного ведущего сверхпопулярной в Союзе телепередачи «Очевидное-невероятное» хотелось многим. Да чего там многим – всем!

Однако даже несмотря на всесоюзную телеизвестность, в студенческой среде Сергей Петрович не слишком котировался. Почему – фиг знает. Видимо, просто терялся в тени своего великого отца Петра Леонидовича, Нобелевского лауреата, академика, первооткрывателя явления сверхтекучести и одного из сподвижников Резерфорда. «Наш» Капица чаще служил не примером для подражания, а объектом многочисленных шуток, анекдотов и скетчей самодеятельных СТЭМов  [31] СТЭМ – студенческий театр эстрадных миниатюр. .

По слухам (лично я этого ни разу не видел), некоторые «особо одаренные» приносили на его лекции картонные рамки и всю пару смотрели сквозь них на профессора. Типа, пялились в «голубой экран». А когда Сергей Петрович, по мнению «шутников», начинал нести какую-нибудь чушь, принимались вовсю стучать кулаком по импровизированному «телевизору», как бы поправляя сбившуюся настройку. Идиоты, одним словом. Поскольку хоть и не был ведущий «Очевидного-невероятного» таким же гением, как отец, называть его бездарью язык тоже не поворачивался. По крайней мере, в сфере популяризации науки и техники в нашей стране он один сделал больше, чем целый полк, а то и дивизия маститых, увенчанных лаврами, обласканных сильными мира сего писателей, ученых и журналистов.

Да и лектором, на мой скромный взгляд, Сергей Петрович был превосходным, правда, несколько увлекающимся – постоянно сбивался с темы и вместо предмета начинал травить байки из своей бурной, насыщенной событиями жизни. В итоге уже минут через десять после начала пары можно было без зазрения совести откладывать ручки и тетради для конспектирования и заниматься более важными и полезными на этот момент делами: слушать рассказчика, мечтать о собственных научных свершениях, ковырять в носу, бороться со сном, трепаться с соседом, заигрывать с сидящими неподалеку девчонками… короче, каждый находил себе занятие по душе.

Я, например, слушая вполуха профессора, наблюдал за сидящим через проход Шуриком и «вспоминал» о том, что еще не сбылось. В частности, об одном случае, приключившемся с тем же Сергеем Петровичем и заставившем меня, а заодно и всех остальных свидетелей происшествия, посмотреть на этого незаурядного человека по-новому и совсем с другой стороны.