Катерина Снежинская - Дитя Ее Высочества (СИ)

— Скажи, что он шутит, — насмотревшись на корёжимую муками мысли физиономию мужика, тоскливо попросил принц у брата.

— Да нет, вроде как всерьёз говорит, — легкомысленно пожал плечами герцог.

И тут же, спохватившись, дёрнул повод своего коня, заставляя его отойти в сторону на пару шагов. Дарин, конечно, тосковал, и настроение у него было самое что ни на есть меланхоличное. Но, как известно, тоску и печаль Его Высочество привык переживать деятельно. Например, шинкуя левреток. И поскольку мелкой живности поблизости не наблюдалось, то принц вполне мог и брата причислить к существам незначительным, безответным, а потому для исправления дурных настроений вполне подходящим.

И, между прочим, Далан оказался абсолютно правым.

— Ну, так спроси у него! — рявкнул принц, сжимая поводья в кулаке и с места в карьер осёдлывая раздражение.

— Почтеннейший, скажи: ты вот сейчас шутить изволил или правду нам поведал? — послушно и даже смиренно поинтересовался красавчик.

Староста деревни снова переступил с одной ноги, напоминающей лопасть мельницы, на другую. И рискнул-таки поднять голову, переводя подозрительный взгляд с Его Высочества на блондина. Видимо, такое общение его озадачило.

— Так ить не глухой я чай, — пробасил мужик, опять уставившись в пушистую дорожную пыль. — С первого раза слыхал. И чаво мне шутки шутковать? Чай не день святого Лоренца, чтоб, значит, шутить.

— А вы шутите исключительно по определённым дням? — тяжко поразился герцог и опасливо оглянулся.

Люди с настолько серьёзным подходом к жизни его откровенно пугали.

— А вы постоянно чей ли? — недоверчиво хмыкнул староста. — А работать когда, ежели шутки шутить? Тоже скажите, молодой господин! Может, на бабу взбираючись, тоже прикажите зубоскалить?

— Так зубоскаля, оно интереснее! — осклабился красавчик, который зубы свои прикрывал исключительно, когда кулаки старших братьев находились в близости, напрямую угрожающей целостности перламутрового частокола.

— Пока ты шуточки шутишь, она и сбежать могёт, — досадуя на недогадливость молодого поколения, сочно сплюнул мужик.

— Интересный у вас подход в общении с женщинами. А вы не пробовали…

Но крестьянин в вопросах романтических так и остался непросвещённым. Потому что принц, явно не расположенный к обсуждению такой животрепещущей тему, запрокинул голову к небу и натуральным образом взвыл. Тут уж даже его неугомонный братик испуганно притих. Да что там герцог! Даже пеструшка, деловито выкапывающая что-то у забора, с испугу присела, да и снесла яйцо прямо в пыль.

— Э, как… — глубокомысленно покачал головой староста. — Так вы бы сразу и сказали, что, мол, болезный. Тогда бы я вам про все подробно порассказал. И где бабка Мара, и как её искать. Тока она все больше по бабским делам. Но вам виднее, канешна, — мужик обеими руками решительно нацепил шапо на начинающую лысеть макушку и обстоятельно утёр рот — сначала двумя пальцами, а потом и всей ладонью. — Так значит, наврал я. Жива Мара-то. Ну, по крайней мере, вначале лета точно была здоровехонька.

— Спокойно, Дарин, спокойнее. Если ты его сейчас прикончишь, то мы никогда это повитуху не найдём, — забормотал герцог, перехватывая поводья принцевого коня.

А испугаться стоило. Вот точно так глаза Его Высочества горели только раз. И рот тоже кривился страшно только единожды. Да и нервный тик дёргал глаз лишь там же. А было это во время знаменитой битвы при Беркеле. Когда на отряд лёгкой кавалерии, которой и командовал принц, неожиданно вырулили тяжело вооружённые конники, вдвое превосходящие числом храбрых анкалов.

Никто не осудит, что лихие кавалеристы тут же вспомнили: за укреплёнными стенами города у них очень важные дела остались. Да и недостойно благородным дворянам шляться по какому-то вытоптанному полю под всеми ветрами. К тому же тогда, когда тебя в буквальном смысле слова могут ногами, в смысле, копытами, в это поле втоптать. И даже не вспомнить про твоё благородное происхождение.

Вот тогда-то у Дарина и случился первый приступ падучей. Вскричал принц страшным голосом и пообещал всем, ну абсолютно всем, кто бежать решится… гм, как бы это помягче выразить, дружок мой? В общем, смену пола и род занятий он пообещал. Причём клялся, что займётся этими чудесными преображениями лично. И вышло у него это очень правдоподобно. Анкалская лёгкая кавалерия совершила-таки подвиг и схватку выиграла. Правда, оставшихся в живых лошадей можно было по пальцам пересчитать, не говоря уж о людях. А Его Величество Данкан Справедливый опробовал на крепость все стойки своего походного шатра. Головой героического брата и опробовал. Король утверждал, что схватка эта в копилку мировой истории ничего не принесла, да и на расстановку сил никак не повлияла. Ну, кроме того, что анкалы своей лёгкой кавалерии лишились.

Но что короли могут понимать в настоящей храбрости? Главное, подвиг этот вошёл в легенды, предания и баллады.

Так или иначе, а сейчас у Дарина лицо стало точь в точь таким же, как под стенами Беркела. Немудрено, что Его Светлость обеспокоился. Жаль, староста деревни не только не участвовал в легендарной битве, но и в мимике благородных господ разбирался плохо. Мужик приосанился, видимо, осознавая собственное превосходство, и сунул большие пальцы за кушак, повязанный низко, под животом, дабы дородность подчеркнуть.

— Эк как вас лихоманка-то бьёт. Точно, ведьма вам нужна. Значит, хорошо, что она не померла.

Это, конечно, стоило назвать хорошей новостью. Так как у старосты, не смотря на все его в корне неправильное поведение, появлялись шансы пожить ещё немного.

— Нет, Дарин, ты все-таки в корне неправ. Я понимаю, что люди частенько тебя раздражают. Но ведь ни они в этом виноваты! Их Отец в мудрости своей родил с глиной вместо мозгов. И это ещё не повод… Нет, ну серьёзно! Ты как чума, клянусь всеми святыми девственницами скопом! Там, где проехал Его Высочество, остаются погосты со свеженькими могилками.

Герцог, увлечённый распеканием братца и воодушевлённый возможностью вообще это делать, на дорогу почти не смотрел. Его только и хватало на то, чтобы отводить от лица слишком низко нависающие ветки.

А стоит отметить, что посмотреть тут было на что. Дорога, впрочем, справедливее назвать её тропинкой, вилась причудливо изогнутой ленточкой меж толстоствольных деревьев, чьи серые тела поросли толстым ковром густо-изумрудного мха. То же мягкое одеяло прикрывало узловатые корни. И словно кто щедрой горстью рассыпал красные жемчужины на зелёный бархат — бликовали глянцевыми бочками ягоды володона на тоненьких, почти незаметных стебельках.

Разлапистые ветки с сочной листвой сплелись над дорожкой, образуя изящную и живую — куда там людским архитекторам! — арку, дающую прохладную тень. Тонкие лучики солнечного света, проникающие сквозь кружево листьев, прошивали полумрак, разливая на траве лужицы бледного золота. А по бокам тропинки, словно живая изгородь, росли ровные кусты волчьей ягоды с прелестными круглыми листиками и белыми цветочками.