Терри Пратчетт - Стража! Стража!

— Что ж, думаю, было время…

— Для чего?

Харга позволил своим пухлым пальцам выпустить сковороду. — Ну, я подумал. что если король ненароком зайдет в…

— Вы все сошли с ума!

— Но, капитан…

Указующий перст Бодряка сам по себе уткнулся во вторую пуговицу на дорогом жилете Харги.

— Вы даже не знаете имени негодного парнишки! — закричал он.

Харга оправился от нападения. — Я знаю, капитан. — заикаясь, сказал он. — Конечно знаю. Я же видел его на лозунгах и украшениях. Его зовут Виват Король.

Очень мягко, качая головой в отчаянии, рыдая в глубине души над вселенским раболепием человечества, Бодряк позволил ему уйти.

Совсем в другом времени и пространстве Библиотекарь закончил чтение. Он дочитал текст до конца. Не до конца книги — книга была слишком велика. Хотя она обгорела до почти полной неразборчивости.

И не эти последние необгоревшие страницы, которые было так легко читать. У автора тряслись руки, он писал быстро и наставил много клякс. Но Библиотекарю приходилось биться с еще более ужасными текстами в некоторых наихудших книгах, переплетов которых он касался, слова, пытавшиеся прочитать вас так же, как вы читаете их, слова, корчившиеся на странице. По крайней мере эти слова совсем были на них похожи.

Эти были словами человека, боящегося за свою жизнь. Человека, пишущего грозное предупреждение.

Это была страница, почти сразу после обгоревшего раздела, которая бросилась в глаза Библиотекарю. Он сел и изучал ее некоторое время.

Затем он опять уставился в темноту.

Это была его темнота. Он засыпал где-то здесь. И где-то здесь вор направлялся к этому месту, чтобы стащить эту книгу. А затем кто-то мог прочитать ее, прочитать эти слова и проделать тем или другим способом.

У него чесались руки.

Все, что ему нужно было сделать, всего лишь спрятать книгу, или упасть на голову вора и открутить ее за уши.

Он опять вгляделся в темноту…

Но это могло вмешаться в курс истории. Ужасающие события могут происходить. Библиотекарь знал все о подобных событиях, это было частью того, что он должен был знать, перед тем как вам позволят находиться в L-пространстве.

Ему довелось видеть картинки в древних книгах. Время могло разветвляться, как пара штанов. Вы могли завершить свою жизнь в совсем не той штанине, прожив жизнь, которая должна была случиться в первой штанине, говорить с людьми, которых не было в вашей штанине, проходить сквозь стены, которых на самом деле там не было. Жизнь могла оказаться невыносимой в неподходящих штанах Времени.

Кроме того это было против правил Библиотекаря. < Три правила Библиотекарей Времени и Пространства таковы: 1) Молчание 2) Книги должны быть возвращены не позднее указанной даты 3) Не вмешиваться в природу причинности .> Собравшись вместе Библиотекари Времени и Пространства могли бы без сомнения кое-что рассказать об этом, если бы он начал возиться с причинностью.

Он аккуратно закрыл книгу и засунул ее назад на полку.

Затем он начал легко перепрыгивать с одного книжного шкафа на другой, пока не добрался до двери. Тут он на миг остановился и посмотрел на свое собственное спящее тело. Возможно он удивился, слегка, так или иначе разбудил себя, немного поболтал, рассказав самому себе, что у него есть друзья и не стоит беспокоиться. Он должен был решать с этим. Вы могли доставить себе кучу неприятностей именно так, а не иначе.

Вместо этого он выскользнул в дверь, притаился в тени, а затем проследовал за вором, схватившим книгу, ждал около грозного портала под дождем, пока Освещающие Братья не проведут встречу, а затем когда последний из братьев покинул зал, проследил за ним до его дома, и сам себе что-то бормотал, испытывая антропоидное удивление…

А затем бегом отправился в Библиотеку и коварным дорожкам в L-пространстве.

С раннего утра улицы были забиты народом, Бодряк вычел у Валета дневное жалованье за размахивание флагом, и над Подворьем зависла атмосфера острой неприязни и уныния, подобно черному облаку с пробивающимися изредка лучиками солнца.

— Подняться на высокое место. — бормотал Валет. — Легко сказать.

— У меня будет возможность увидеть шеренги людей вдоль улиц. — сказал Двоеточие. — Мне достался прекрасный вид.

— Прошлой ночью вы собирались рассказать о привилегиях и правах человека. — тоном обвинителя сказал Валет.

— Что ж, верно, одной из привилегий и прав этого человека является получение прекрасного вида. — сказал сержант. — Это все, что я могу сказать.

— Я никогда не видел капитана таким невыносимым. — сказал Валет. — Предпочел бы, чтобы он был пьяным. Убежден, что он…

— Знаете, я думаю, что Эррол на самом деле болен. сказал Морковка.

Все повернулись к фруктовой корзине.

— Он очень горячий. И его шкура так и блестит.

— Какая нормальная температура дракона? — спросил Двоеточие.

— Да-а. Как ты собираешься узнать? — сказал Валет.

— Думаю, что нам стоит попросить леди Рэмкин осмотреть его. — сказал Морковка. — Она знает все об этих созданиях.

— Нет, она готовится к коронации. Нам нельзя ее беспокоить. — сказал Двоеточие. Он протянул руку, коснувшись к трепещущим бокам Эррола. — У меня когда-то была собака, которая… Тьфу! Это же не горячо, а кипяток!

— Я предлагал ему водички, а он даже не притронулся к ней. — Что ты делаешь с чайником, Валет?

Валет поглядел невинным взглядом. — Я подумал, что мы могли бы выпить по чашечке чая, перед тем как уйти. Стыдно упускать…

— Убери от него чайник!

Настал полдень. Туман не рассеялся, но стал реже и приобрел бледно-желтый оттенок там, где просвечивало солнце.

Хотя пролетевшие годы превратили пост капитана Дозора в нечто убогое, это по-прежнему означало, что у Бодряка было место на официальных церемониях. Порядок следования все время менялся, а потому сейчас он занимал самый нижний ярус на шатких трибунах между магистром Товарищества Нищих и главой Гильдии Учителей. Он над этим не задумывался. Все равно это было лучше, чем на верхнем ряду, среди Убийц, Воров, Торговцев и всего прочего, что выплыло на верх общества. Он никогда не знал, о чем нужно говорить. Так или иначе, Учитель был спокойной компанией, поскольку занимался только одним — время от времени то сжимал, а то разжимал кулаки, и скулил.

— У вас что-то с шеей, капитан? — вежливо осведомился глава нищих, пока они ожидали прибытия карет.

— Что? — отвлекаясь от мыслей, сказал Бодряк.

— Вы непрестанно смотрите вверх. — сказал Нищий.

— Гм-м. Ах, да. Ничего особенного. — сказал Бодряк.

Нищий укрыл его своим бархатным плащом.

— В любом случае вам не стоит сожалеть… — он остановился, подсчитывая сумму в зависимости от общественного положения. — о трехстах долларах за банкет из двенадцати блюд, не так ли?