Терри Пратчетт - Стража! Стража!

У вас есть наглость быть брезгливыми, подумал дракон за него. Мы были драконами. Нам предлагали быть жестокими, хитрыми, бессердечными и ужасными. Но это свыше того, что я могу тебе рассказать, ты, обезьяна — громадная морда придвинулась еще ближе, так что Обычный мог заглянуть в бездонные глубины глаз дракона — мы никогда не сжигали, не подвергали пыткам и не рвали друг друга на части, и не называли это нравственностью.

Дракон снова взмахнул крыльями, раз или два, а затем тяжело опустил их на крикливый, отдающий мишурой, набор драгоценностей. Его когти заскребли по груде. Он усмехнулся.

Трехногая ящерица не смогла бы собрать такую груду, подумал дракон.

— Но дела станут лучше. — прошептал Обычный, ненадолго испытывая облегчение от перемены направления.

Должны стать.

— Могу я… — Обычный заколебался. — могу я задать вопрос?

Спрашивай.

— Вам нет нужды есть людей, верно? Думаю, что это единственная проблема с человеческой точки зрения, понимаете.

— добавил он, его голос усилился до невнятного бормотания. — С сокровищами и прочими драгоценностями, с ними проблем не будет, но вот что касается вопроса с протеином, то возможно такому могучему интеллекту, подобному вашему, придет в голову, что нечто менее спорное, например корова, могло бы…

Дракон выдохнул горизонтальную струю огня, которая опалила противоположную сторону.

Необходимо? Необходимо? — проревел дракон, громыхающие звуки стихали вдали. — Ты говоришь мне о необходимости?

Разве не является традицией, что лучший цветок лучшей половины человечества должен быть принесен дракону, чтобы обеспечить мир и процветание?

— Но, поймите, мы всегда были довольно мирными и более или менее процветающими…

ТЫ ХОЧЕШЬ ПРОДОЛЖАТЬ ПОДОБНОЕ СОСТОЯНИЕ ДЕЛ?

Сила мысли швырнула Обычного на колени.

— Конечно. — ответил он.

Дракон роскошным жестом выпрямил когти.

Тогда это необходимо не мне, это твоя забота, — подумал дракон.

А сейчас уйди прочь с моих глаз.

Обычный согнулся в поклоне, как только эта мысль коснулась его.

Дракон сполз с бесценной груды, вспрыгнул на край одного из больших окон и разбил витраж головой. Многоцветный витраж основателя города низвергся фонтаном обломков. Длинная шея высунулась наружу, обозревая вечерний город и поворачиваясь как стрелка компаса. В городе зажигались первые фонари. Звуки городской жизни, наполненной людским дыханием, создавали атмосферу непрекращающегося гула, стука и бормотания.

Дракон глубоко, с наслаждением вдохнул воздух.

Затем он перевалился всем телом через подоконник, вышиб плечом остатки оконной рамы и взмыл в небо.

— Что это? — спросил Валет.

Это был шар, шерстяной на ощупь, и когда его ударяли, то издавал дребезжащий звук, как линейка по краю стола.

Сержант Двоеточие постучал по предмету.

— Я сдаюсь. — сказал он.

Морковка с гордостью вытащил предмет из кучи порванных пакетов. — Это торт. — сказал он, подложив руки лопаткой под предмет и с трудом вынимая его. — От моей матери. — Он пытался положить его на стол, не оставляя следов своих пальцев. — Ты его можешь есть? — сказал Валет. — Ему понадобилось несколько месяцев, чтобы сюда добраться. Думаю, что он должен был сильно зачерстветь.

— Ах, он сделан по специальному рецепту гномов. — сказал Морковка. — Торты гномов не становятся черствыми.

Сержант Двоеточие предпринял очередную попытку постучать по предмету. — Полагаю, что нет. — согласился он.

— Он невероятно питательный. — сказал Морковка. — Практически волшебный. Секрет передавался из рук в руки от гнома к гному в течение столетий. Один маленький кусочек и вы не захотите ничего есть весь день.

— В рот больше ничего не полезет? — сказал Двоеточие.

— Гном может пройти сотни миль с подобным тортом в рюкзаке. — продолжал Морковка.

— Бьюсь об заклад, что сможет. — мрачно сказал Двоеточие. — Бьюсь об заклад, что он все время будет думать:

«Черт возьми, надеюсь мне удастся отыскать что-нибудь еще, чтобы поскорее поесть, иначе придется опять лопать этот проклятый торт.» Морковка, для которого ирония значила нечто связанное с металлом, поднял свое копье и после нескольких впечатляющих рикошетов попытался разделить торт на четыре приблизительно равные части.

— Вот. — торжествующе сказал он. — По одному куску на каждого из нас, и один для капитана. — Он задумался над тем, что он сказал. — Ах. Простите.

— Да. — категорически сказал Двоеточие.

Они некоторое время посидели в тишине.

— Мне он нравился. — сказал Морковка. — Жаль, что он ушел.

Опять настала тишина, весьма похожая на предыдущую, но более глубокая и гнетущая — Я полагаю, что теперь вы будете исполнять обязанности капитана. — сказал Морковка.

Двоеточие затеял спор. — Я? Но я не хочу быть капитаном! Я не могу думать. Все эти размышления не стоят всего этого, лишних девяти долларов в месяц.

Он побарабанил пальцами по столу.

— Это все, что он получает? — сказал Валет. — Я думал, что офицеры катаются в деньгах.

— Девять долларов в месяц. — сказал Двоеточие. — Мне довелось видеть платежную шкалу. Девять долларов в месяц и два доллара довольствия на плюмаж. Только он никогда этого не требовал.

— Он никогда не был типом, что носит плюмаж. — сказал Валет.

— Вы правы. — сказал Двоеточие. — Дело в том, что капитан, понимаете, я когда-то читал в книге… знаете, у нас у всех в теле содержится алкоголь… натуральный алкоголь, понимаете? И даже если вы не прикоснулись ни к единой капле в жизни, ваше тело все равно его производит… но капитан Бодряк, понимаете, он относится к тем людям, у которых тело не производит его естественным способом. Как-будто он родился в состоянии не допив двух рюмок до нормального.

— Бог мой. — сказал Морковка.

— Да… так что если он трезвый, то он трезвый по-настоящему. Пень, так они это называют. Знаешь, каково это, когда просыпаешься утром, после того как ночь напролет просидел на горшке, Валет? Да-а, так вот он чувствует себя так все время.

— Бедняга. — сказал Валет. — Я и не подозревал. Ничего удивительного, что он всегда такой мрачный.

— Потому он всегда пытается догнать, Просто он никак не может принять правильную дозу. И конечно… — Двоеточие бросил взгляд на Морковку. — он был унижен женщиной. Подумайте, ни за что он потерпел унижение.

— Так что мы сейчас будем делать, сержант? — спросил Валет.

— Ну ты подумай, что придет в голову капитану, если он узнает, что мы едим его торт? — сказал Морковка. — Это был бы стыд и позор оставлять торт черстветь.

Двоеточие пожал плечами.

Старшие молча расселись за столом, в то время как Морковка торил свой путь сквозь торт, усердно заглатывая и переваривая куски, подобно ковшовому экскаватору, вгрызающемуся в меловую гору. Даже если бы торт оказался состоящим из нежнейшего суфле, они все равно не имели ни малейшего аппетита.