Лоуренс Уотт-Эванс - Ночь Безумия

– Лорд Фаран – настоящий человек, – сказала Алладия.

– Он спас нас всех, – кивнула Рудира. – Без него у меня не хватило бы духу сопротивляться, и сейчас, высланная из города, я наверняка побиралась бы где-нибудь на обочине.

Не очень-то это похоже на правду, подумал Ханнер. Он не мог себе представить, что Рудира сдастся без боя, а чародейство ее было самым сильным, какое ему довелось видеть. Даже согласись она на изгнание, она придумала бы что-нибудь получше, чем быть нищей.

– Он очень опытен, – произнес он вслух.

– Да, конечно! – сказала Алладия. – Стоит ему заговорить – и понимаешь: так оно и есть.

– Он – прирожденный вождь, – поддержала ее Рудира. – Тебе так повезло, что ты его племянник.

– Ну, еще бы. – Ничего больше Ханнер не сказал, хоть слова просто рвались с языка.

У него тоже был немалый опыт – правда, не вождя, а племянника Великого Человека. Он привык жить в дядюшкиной тени и знал, что любой другой ответ, кроме вялого согласия, будет истолкован неодобрительно. Ответь он пренебрежительно – и будет сочтен неверным и неблагодарным завистником; слишком бурные восхваления дядюшки сделают его лишенным самолюбия лизоблюдом. Если же он заявит, что именно ему, а не Фарану, первому пришла в голову мысль собрать чародеев вместе, чтобы навести порядок и защищаться, в нем увидят лишь хвастуна.

Он всегда отличался умением говорить не то, – но сейчас ему этого не хотелось особенно; потому Ханнер не стал продолжать разговор.

– Пойду-ка я наверх, – вместо этого сказал он. – Поговорю с дядей.

– Скажи ему, что мы на страже, – попросил Отисен. – Мимо нас с Рудирой не пройдет никто!

– Непременно скажу, – пообещал Ханнер, отходя от них.

Он не стал поминать, что он-то как раз прошел, и как раз когда дом стерегли они.

Направляясь к лестнице, он оглянулся: шестеро чародеев сквозь окна вперили взоры в ярящуюся снаружи толпу. Долго так продолжаться не может, это ясно. Нужно что-то предпринять.

Стоя снаружи, Кеннан разглядывал людей в гостиной. Там были рыжая девка, и высокая старуха, и деревенский парень.

И еще знатный толстяк – лорд Ханнер; он говорил с ними, а потом куда-то ушел.

Эти люди забрали у него сына, он был уверен в этом и собирался заставить их заплатить – так или иначе.

Лорд Фаран, естественно, занял свою спальню сам, так что утром седьмого дня летнежара лорд Ханнер пробудился в одной из гостевых комнат, где делил постель с Отисеном. Юноша негромко храпел, но во сне не вертелся; у Ханнера во время разных визитов бывали соседи и похуже.

Он поднялся, не потревожив паренька, и спустился вниз – взглянуть, осажден ли еще дом и подает ли уже Берн завтрак. Когда Ханнер проходил мимо гостиной, он увидел, что там сидят четверо усталых чародеев – Йорн, Хинда, один незнакомый...

И Кирша, девушка, получившая пять плетей за воровство и нанесение ущерба лавкам. Ханнер застыл на месте и осведомился:

– Что вы тут делаете?

– Стоим на страже, – гордо откликнулась Хинда.

Кирша подняла глаза.

– Ты разве не знал, милорд?

– Зачем... – начал было Ханнер, но осекся: он отлично знал, зачем и против кого они несут стражу. Он собирался спросить, зачем здесь Кирша.

Йорн глянул на Ханнера и доложил:

– За утро три кирпича, камень и факел, милорд. Все благополучно отражено.

– Вы отогнали тех, кто их кинул? – спросил Ханнер.

Йорн покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Мы не настолько сильны. Самые сильные спят. Вот я и подумал, что такая попытка только разозлит толпу.

– Верная мысль, – согласился Ханнер. Он помолчал, потом все же спросил: – Что тут делает Кирша?

Йорн посмотрел на Ханнера, потом на девушку, потом снова на Ханнера.

– Она пришла прошлой ночью, – объяснил он. – Вместе с Илвином.

Илвин, тот чародей, которого Ханнер не узнал, слегка поклонился. Ханнер кивнул в ответ, потом вернулся к Кирше.

– Но она... в Ночь Безумия...

– Я тогда была слегка не в себе, – сказала Кирша. – Да, была. И вы поймали меня, и отвели к магистрату, а он приговорил меня к плетям, а потом отпустил. Я вернулась домой – и тут соседи узнали, что я чародейка, и мне снова пришлось уходить, потому что иначе мне пришлось бы убивать или позволить убить себя, а я ни того, ни другого не хотела, вот и пришла сюда. – Она похлопала Илвина по плечу. – Илвин мой кузен. Он понял, что стал чародеем, только вчера.

– Мы рады ему, – кивнул Ханнер. – Но ты...

– Она чародейка. – Йорн не дал Кирше заговорить. – Теперь она одна из нас. Она совершила ошибку и заплатила за это, но сейчас она пришла сюда за защитой, как и все мы.

– И ты не затаила зла? – спросил Ханнер Киршу.

Та пожала плечами.

– Вы делали то, что считали верным. Мне было бы приятнее, если б вы отпустили меня или взяли к себе в отряд, но несправедливости вы не творили.

– Мы вылечили ее, – вставила Хинда.

– Ну, работали-то в основном Дессет и Шелла, – хмыкнул Йорн. – Когда Кирша пришла, было их дежурство, но мы тоже были тут и помогали, чем могли.

Ханнер хорошо помнил Дессет – он видел ее всего несколько часов назад, когда она с криком проснулась от очередного кошмара. Та самая пухленькая темноглазая женщина, которая была в отряде, арестовавшем Киршу. Та, что вместе с Рудирой и Варрином-Ткачом сразу умела летать.

Она знала, что натворила Кирша: видела разбитые витрины лавок и похищенные украшения; и если она решила вылечить нанесенные бичом раны, то отнюдь не по неведению.

Преступников запрещено было лечить при помощи магии – долго заживающие раны и боль от них считались напоминанием о совершенном преступлении, а быстрое исцеление теоретически уменьшало эффективность наказания. Разумеется, богатые нарушители закона – те, кто хотел и мог заплатить, – находили волшебников, которые за немалую мзду закрывали глаза на происхождение ран.

Но здесь все было иначе. Чародеи вылечили одну из своих просто потому, что она была своей. Они объединялись: оставили прошлые жизни позади и образовывали новую общину.

И Ханнер подозревал, что от него, не признающего себя одним из них, они возражений не примут.

А кроме того, Кирша действительно слегка обезумела, когда это... неизвестно что поразило ее, наполнив неведомой чародейской силой. Она думала, что спит, и никому не желала вреда. Это, конечно, ее оправдывало.

И к тому же на нее ополчились соседи и собственная семья тоже. Вот уж что Ханнер хорошо понимал – что такое лишиться дома. После второй проведенной здесь ночи он очень жалел о своей постели во дворце.

– Ну, что ж, – проговорил он. – Хорошо, что ты здесь. Повнимательнее на посту! – Он помахал всем и отправился завтракать.

Он пропустил приход и лечение Кирши, но и без того ночь у него выдалась весьма долгой и трудной. Из толпы то и дело что-то швыряли, кричали и время от времени пытались штурмовать ворота; докучный старик, что торчал перед домом дольше их всех, сделался их вожаком. Часовые в гостиной, отражающие эти нападения, находились там теперь постоянно, и все чародеи, кто мог, по очереди несли стражу.