Наталья Резанова - Не будите спящую принцессу

— Он жив?

— Не знаю, он и без того вроде как не в себе был...

Я нагнулась, приложила ухо к груди Мутона. Тот дышал. Но слабо.

— Доктор есть?

— Есть-то он есть, да что толку?

— Что, опять без сознания?

— Да, но на сей раз все честно. Его по башке камнем шарахнуло.

— Беда, — промолвил подошедший Вайн. — Я не видел, все ли охранники выбрались. И Ферфлюхтер ранен... вон его Вайб перевязывает.

— А он умеет?

— Он раньше санитаром был в больнице святой Анализы...

— А ты кем раньше был?

— Я с юных лет в приставах.

Итак, Вайн являл собой исключение в команде ван Штангена.

— Придется Вайбу принять на себя обязанности доктора.

Штюккер вскинул голову.

— Снова грохот... только снаружи... Неужели и там?..

Я прислушалась.

— Нет, это катят наши водовозы. Эй, народ, откройте ворота пошире, иначе фуры не пройдут!

После того, как тюремные ворота распахнулись так широко, как никогда за всю историю Киндергартена, во двор с тяжким громыханием въехали водовозы а за ними, задыхаясь, вбежал Суперстаар.

— Вспомнил! Я вспомнил! — вскричал он, как только обрел силы говорить.

— Что вспомнил?

— Древний средненижнезападный. Когда раздался гром, у меня в голове как будто прояснилось. Нужно успеть просмотреть этот манускрипт... нужно спешить.

— С чего вдруг?

— Но ведь последняя часть пророчества еще не исполнилась. Черное крыло, закрывающее солнце. А дальше — тишина. Конец света.

— Вполне может быть, что все уже исполнилось. Взгляните вверх, ректор. Видите вы солнце? Нет, а ведь день в разгаре. Все заволокло дымом. Чем вам не черное крыло?

— А как же конец света?

— А кто вам сказал, что он не наступил? Давно начался, продолжается беспрерывно, и будет длиться вечно.

Обстановка в Киндергартене и вправду была максимально приближенной к концу света. Вассерсуп ввел в городе военное положение, благо ван Штанген впал в тяжелую хандру и не размахивал своими полномочиями. Бургомистра можно было понять. Законопослушные обыватели Киндергартена в кратчайший срок одичали. Сообщалось о некоторых случаях грабежей и разбойных нападений под Девизом: «Гуляй, народ, тюрьма развалилась!» Ходили даже слухи, что в лесах собираются шайки, готовые напасть на Киндергартен под покровом ночи. Поэтому Вассерсуп сформировал из участников достопамятного состязания роту арбалетчиков, а во главе ее поставил Сая Штюккера (после чего Бундеслига Штюккер преподнесла мне корзинку пирогов, но это так, к слову). Штюккер, конечно, был стрелок еще тот, но, как сказал бургомистр, «главное— не меткость, главное — решительность. Решимость — это все!» Мне тоже разрешили расчехлить арбалет. Вообще, все способные носить оружие были призваны на охрану административных объектов, и мне практически пришлось переселиться в ратушу. Но в роту арбалетчиков меня не включили. Комиссия, созданная ван Штангеном, продолжала действовать, хотя от самого ван Штангена толку было мало. Приставы подключились к городскому совету.

Я стояла у окна — его так и не застеклили вновь — и смотрела, как на площади Штюккер пытается проводить со своими ополченцами строевые занятия. Из всех удручающих зрелищ, кои преподнес мне Киндергартен, это было самым удручающим. Если так пойдет дальше, мне придется вспомнить свою прежнюю профессию инструктора по боевым искусствам.

За моей спиной Вассерсуп щелкал на счетах, и Пулькер скрипел пером по пергаменту. Временами бургомистр бормотал:

— Убытки... какие страшные убытки...

Ван Штанген мрачно молчал. Контраст с его недавней многоречивостью был ужасающий. Собственно, я для того и отвернулась к окну, чтоб не встречаться с ним взглядом.

Распахнулась дверь и вошел Суперстаар с листком в руках.

— Вот... я сделал перевод, о котором вы просили...

— Ах, оставьте, преподобный, — отмахнулся Вассерсуп. — Тут с наличностью бы разобраться, а вы говорите — перевод...

— Не обращайте внимания, ректор, — сказала я, — Господин бургомистр переутомлен, впрочем, как и все мы.

Мы уселись за стол. Краем глаза я заметила, что ван Штанген вышел из угрюмой прострации и прислушивается к разговору.

— Я, право, не знаю... Но вы просили обращать внимание на странное и нелепое...

— Не томите, ректор.

— Вот... история относится ко времени самого что ни на есть злостного язычества, когда не милые вишни покрывали эти холмы, а непроходимые леса. «И Дикая Неохота бродила по Киндерову Городищу и окрестностям его, уловляя души жителей в свои колдовские сети, отвлекая от полезных трудов и склоняя ко всяческим безобразиям. И друид Крохобор совершил священный обряд у подножия священной сосны, наевшись священных грибов и запив их священным же пивом. И чары призвал он против Дикой Неохоты. И чары Дикой Неохоты с чарами друида Крохобора взаимно сожгли друг друга. И сошлись друид Крохобор с предводителем Дикой Неохоты, взаимно борьбуясь друг с другом. Но друид, подкрепленный грибами и пивом, был сильнее. И рек Крохобор: „Кыш, кыш, наглый совратитель! Прочь отсюда, страшилище, заморочка дрянная, растворись, аки сон кошмарный! Ибо ты ни что иное, как химера вредная, что разбивается от хорошего удара. Сгинь, а не то застрелю из верного моего луку!“ Враг же отвечал ему: „Знаешь ли, что натворил ты, Пень трухлявый? Неосмысленными своими действиями произвел ты замыкание магической энергии, и перегорела она в Киндеровом Городище и вокруг Него. И не могу я отныне противостоять тебе, ибо ослаблен зело. Но накладаю на Киндеров град некое заклятие. Химерою ты назвал меня, которую можно поразить стрелой. Но, когда во Киндеровом граде стрела поразит химеру, магия вернется в город, и самые страшные сны ваши обернутся явью. Ты же не сможешь противостоять сему, ибо будешь позабыт и позаброшен“. Так сказал он и ушел в подполье, а друид Крохобор в великом страхе удалился в пределы Гонорейские... то есть Гонорийские». Все.

— Химера! — Я хлопнула себя по лбу. — Чудовище с гривой львиной, телом козьим, хвостом змеиным. Я же говорила, что это не дракон!

— Вы о чем? — спросил Пулькер. Он, как и Вассерсуп, бросил заниматься подсчетами.

— О флюгере, в который залепил стрелой Штюккер. Он изображает химеру.

— Как только отстроим тюрьму, снова Штюккера посажу! — рявкнул Вассерсуп.

— За что?

— За то, что стрелять не умеет! Целился бы, куда надо, ничего бы этого не было!

Я хотела напомнить про «главное — не меткость», но передумала.

— Кошмарные сны станут явью... — Пулькер вертел перо в руке. — Выходит, арестованные не лгали? Они действовали внутри овеществленного сна?

— Точно! Но, когда освобожденная магическая энергия хлынула на Киндергартен, сны перепутались. Поэтому люди действовали внутри чужих снов. Штюккер осуществил кошмар Дуделя. Хардкор — малютки Фикхен. Обструкций и Ферфлюхтер обменялись своими кошмарами. Вас ждет сложный судебный казус, господа! Арестованные совершили преступления, но виновны ли они? Можно ли судить ожившие призраки Дикой Неохоты? Не знаю, справится ли мэтр Каквастам с такой задачей.