Наталья Резанова - Не будите спящую принцессу

Медведь шел на задних лапах, мотая головой из стороны в сторону, и рычал.

Все наши бойцы, не исключая Гверна с фонарем, свет которого упорно отклонялся в сторону, бросились на зверя. Но Ауди растолкал всех, размахивая топором и рыча похлеще медведя.

— Мой! Не трогать! Моя добыча!

Удар его топора мог бы раздробить череп не то что медведю, но слону, однако зверь с неожиданной легкостью ушел от сокрушительного удара.

— Шланг! Запевай! — крикнула я.

Дрожащим голосом миннезингер завел, очевидно, первое, что пришло ему в голову при виде мелькающего в воздухе конунгова топора.

И он мне говорит:

Из-за сталактита выглянула молодая девушка в национальной суржикской одежде. При этом у нее были раскосые глаза, а волосы заплетены во множество косичек, как у орчанки.

Ласкавый и Кирдык враз сделали стойку, опустив сабли, которыми из-за спины Ауди пытались дотянуться до медведя. Девица хихикнула и извлекла из-под вышитого полотенца, невесть откуда взявшегося, большой шмат копченого сала, источающего дивный аромат, а потом вновь скрылась за сталактитом. Бывшие контрразведчики устремились за ней.

Предсказания Читтадритты, как это обычно бывает с дурными предсказаниями, сбывались. Колдун действовал через сны, точнее, через мечты, которые суть те же сны, только дневные.

Шланг надрывался...

Но худшее ожидало впереди. Худшее — это была я. Самолично. Причем такая, как вчера в долине — одетая только в пояс с кинжалом. И эта вторая я надвигалась прямо на Гверна. И шла не так, как я обычно хожу, а омерзительно виляя бедрами, словно жрица Ядреной Фени при исполнении служебных обязанностей. И Гверн вовсю пялился на это гнусное зрелище (в отличие от графа Бана, который куда-то скрылся с глаз), готовый выронить волшебный фонарь. Теперь я верила, что ничего ему в боях не отбили.

надрывался Шланг.

Не выдержав, я подскочила к Гверну, выхватила фонарь у него из рук и шарахнула его трубкой по голове. При этих действиях почему-то фонарь светить не перестал. То ли принц нужен был непременно для того, чтобы зажечь фонарь, то ли заклятие для принца годилось и для принцессы.

— Это не я, болван! Я здесь!

Но мой голос перекрыл вопль графа Бана.

— Ко мне! Я поймал его!

А старый воин не подкачал. Он один из нас пер к цели, не отвлекаясь и не останавливаясь. И, едва его голос достиг нашего слуха, непристойная картина с моим лицом исчезла. Женский облик истаял, и перед нами, ошеломленно моргая, возник Пи Си. Обернувшись, я увидела, что Ауди вместо медведя сражается с Шо Чи-дза, а из-за сталактита, ругаясь и отплевываясь, Ласкавый с Кирдыком выволокли То Виджу-псе.

Я рванулась с места, крича на бегу.

— Мужики! Вяжи косоглазых! Кирдык, к тебе это не относится! Шланг, отставить пение!

Я двигалась на голос графа, не будучи уверена, что направляющий луч фонаря совпадет с направлением моего бега. Но они совпали. Свет упал на почти скульптурную группу. Граф Бан, держа за ворот старикашку в отороченном песцами халате, занес меч над головой супостата (копье с фамильным Трикотином осталось в монастыре, ибо это не лучшее оружие для боев в подземных переходах).

Но, вместо того, чтобы нанести удар, граф опустил карающую руку и выпустил ворот. Старикашка порскнул во тьму и исчез.

— В чем дело, граф? — раздраженно спросила я.

— Я увидел его лицо... Это не он... Не Анофелес...

Мне лишь дважды приходилась вживе видеть бывшего наставника ордена гидрантов, и однажды, перед тем, на портрете. И этого хватило, чтобы понять — пресловутый Ик Бен Банг Анофелесом отнюдь не является. Хотя померещилось мне нечто знакомое в физиономии злого мага.

— Ну и что? Наша задача была какая? Остановить колдуна. А кто он — какая разница?

— Но я был уверен...

— И демона-с-два его теперь найдешь в этом лабиринте. Ладно. Идемте к пещере. Он все равно туда придет.

Позади слышались топот и ругательства. Похоже, посланцы Оу-йе, выйдя из-под колдовского колпака, сопротивлялись при упаковке, и наши спутники пытались их складировать. Не дожидаясь их, я пошла туда, куда указывал фонарь. Граф-воевода молча шел рядом.

Луч задергался, стал ярче и уперся в каменную дверь. Замка на ней не имелось, зато посреди двери красовалась печать с вдавленным изображением ладони.

— Ну, граф Бан?

Он вздрогнул.

— Вы о чем?

— По-вашему, я забыла, как в Динас-Атасе мне объясняли, что гидранты — не просто рыцарский, а духовно-рыцарский орден, и вы принесли монашеский обет? Среди нас вы — единственный человек, который способен открыть эту дверь. Уж устраивать ловушку, так устраивать.

Он медлил. Не знаю, что руководило им — боязнь соблазна, заключенного в амрите, или, наоборот, желание оставить божественный напиток для себя, вскрыв пещеру в наше отсутствие. Наконец, он решился. Приложил ладонь к той, что была на печати. И каменная дверь с ужасающим скрежетом стала приоткрываться.

Луч фонаря заблистал ярче, а когда пространство пещеры открылось перед нами, разлился почти нестерпимым сиянием.

Мы вошли в пещеру, и взорам нашим незамедлительно предстала чаша амриты.

Странно, когда настоятель говорил о ней, я почему-то представляла себе углубление в сталагмите, выточенное каплями амриты за века. Но это была именно чаша, стоявшая на обломке колонны. За то время, что к ней не прикасались, она почти наполнилась. Как раз в тот миг, когда мы шагнули за дверь, из трещины в потолке упала капля, и раздался слабый всплеск.

Но недолго мы любовались этим чарующим (в исконном смысле слова) зрелищем. Волшебный фонарь вырвался из моей руки с гораздо большей силой, чем я выхватила его у Гверна, и грянулся о стену пещеры. Глина разлетелась в мелкие осколки, и мы очутились во тьме.

В гнетущем мраке слышался хриплый шепот графа Бана:

— Боги, простите меня! Я впал в искушение, ибо верил, что имею право на эти волшебные предметы, поскольку являюсь наследником герцога Передоза Курвляндского. Мой предок женился на его младшей дочери, разве не так? О боги, заверяю вас, что не для себя хотел я этого наследия, а для укрепления ордена и восстановления мощи его. Золотого Фазана я вручил бы царю Ивану, амритой же подкрепил новый капитул. Но я ошибся... обманулся...

Затем к этому шепоту присоединились другие голоса, гораздо менее исполненные благочестия. Громче всего звучали северные и оркские ругательства. Поминался также гонорийский демон Псякрев и непременная поволчанская Ядрена Вошь. Это приближались наши спутники. И можно понять, почему они стол экспрессивно выражали свои чувства. За время нашего перехода по подземелью они успели попривыкнуть к какому-никакому освещению, и к тому, что не надо блуждать в лабиринте. А тут свет внезапно погас.