Пирс Энтони - Огр! Огр!

Посреди леса возвышалось красивое хлопковое дерево, любезно предоставившее путникам хлопок для постелей.

– Я всегда думала, что жизнь в походных условиях лишена комфорта, – заметила Танди, – но все это становится чрезвычайно интересным! Вот если бы я еще знала, куда иду...

– А ты не знаешь? – удивилась сирена.

– Добрый волшебник Хамфри в ответе на мой вопрос посоветовал мне путешествовать с Загремелом, – объяснила Танди. – Вот я и путешествую. Это замечательная прогулка, я узнаю много нового и знакомлюсь с массой интересных личностей, но это не мой ответ. Загремел разыскивает древних огров, но вряд ли того же ищу и я.

– Думаю, добрый волшебник стареет, – сказала сирена.

– Да, он очень стар, – согласилась Танди, – но он столько всего знает, а твоя сестра горгона возвращает ему молодость.

– Это она умеет, – согласилась сирена. – Я иногда завидую той власти, которую она имеет над мужчинами. В старые добрые времена я привлекала мужчин на свой остров, но она отбивала их у меня, и, разумеется, после нее они не смотрели уже больше ни на одну женщину.

Потому что превращались в камень. Загремел знал это. Честно говоря, горгона, несмотря на все свое неотразимое очарование, была так же одинока, как и сирена.

Горгона полюбила первого человека, который смог противостоять ее чарам, – доброго волшебника Хамфри, и пришла к нему, чтобы задать свой вопрос: возьмет ли он ее в жены? В уплату она год работала в его замке служанкой и садовницей и через год получила ответ: да, возьмет. Видимо, Хамфри был именно тот человек, который способен покорить сердце горгоны. Загремел помнил, что их свадьба, которой заправлял принц Дор, временно исполнявший обязанности короля, была самым знаменательным событием года, и на ней присутствовали все самые выдающиеся чудовища. Там были и Хруп, отец Загремела, и Самоцветик, мать Танди. Принимая во внимание специфические особенности супругов, это со всех точек зрения довольно счастливый брак.

– Хотела бы я знать, каково это – быть с мужчиной? – задумчиво проговорила Огняна.

Раны тяготили ее, и, возможно, из-за них она чувствовала себя подавленной. Очевидно, разговоры прошлой ночи занимали ее до сих пор.

– Друзья не раз говорили мне, что с мужчинами всегда очень трудно, – вставила Джон. – Девушка не может жить с ними, но и без них жить тоже не может.

– Я попыталась жить без, – сказала сирена. – И готова попробовать, как это – с. С радостью! По крайней мере, скучно не будет. Вот посмотрите, дайте мне только найти уютное озерцо с подходящим никсом!

– Бедный никс! – откликнулась фея.

– О, уверена, что бы я ни вытворяла, он заслужил такую судьбу! Впрочем, я думаю, у него будет не больше поводов жаловаться на меня, чем у волшебника Хамфри на мою сестру. Методы у нас одни.

– Как и у всех женщин. Но каждому наивному мужчине они кажутся дьявольски новыми.

Это замечание все девушки встретили одобрительным смехом.

– Вы говорите так, словно здесь нет ни одного мужчины, – с легким упреком сказала Танди.

– А, здесь есть мужчина? И он может слышать наши разговоры? – в замешательстве воскликнула Огняна.

– Да. Загремел. Снова общее хихиканье.

– Не будь такой глупой, – сказала Джон. – Он же огр!

– А что, огр не может быть мужчиной? Хихиканье поутихло.

– Конечно, может, дорогая, – успокаивающе сказала сирена. – И к тому же хорошим мужчиной. Мы напрасно относимся к Загремелу как к чему-то само собой разумеющемуся. Без его защиты никто из нас не смог бы свободно путешествовать. Мы должны не посмеиваться над ним, а благодарить его.

Загремел лежал неподвижно. Он не собирался притворяться спящим, но решил, что лучше не присоединяться к этому разговору. Он был достаточно интересным и без участия огра. Загремел ничего прежде не знал о тайном могуществе женщин Ксанфа, но теперь начал припоминать, что уже видел его в действии – и когда принцесса Айрин заманивала в свои сети принца Дора, и даже когда его матушка ублажала его батюшку.

Казалось, противоположный пол знает то, чего не знают мужчины, и умело пользуется этим для достижения своих целей.

– А на что похожа огрица? – спросила Танди.

– Одна из них однажды проходила мимо моего дерева, – ответила Огняна. – Она была огромной, волосатой, а лицо ее походило на миску переваренной маисовой каши, на которой в придачу кто-то посидел. В жизни не видела такой уродины!

– Ну, она же была огрица, – сказала сирена, – а у огров совсем другие каноны красоты. Бьюсь об заклад, они-то знают, что нужно ограм! Я думаю, огр мечтает о такой жене, которая может валить деревья для костра – не сердись, Огняна, – и способна подбить парочку грифонов на ужин, чтобы супруг не прерывал охоту на драконов из-за таких мелочей.

Они снова рассмеялись и продолжали щебетать о прочих женских делах, рецептах, приворотных зельях, сплетнях джунглей и прочей ерунде, пока не угомонились и не уснули. Но образы, которые вызвала эта болтовня, совершенно очаровали Загремела. Огрица, которая может сама валить деревья и бить грифонов, – вот идеальная жена! И лицо, похожее на размазанную кашу, – что за дивная красота! Можно только мечтать о том, чтобы встретить такую особу!

Но единственная огрица, которую он видел до сих пор, была его мать – которая на самом деле вовсе не огрица, а мастерица проклятий, играющая свою роль. Она играла прекрасно, но, когда забывала о гриме, ее лицо переставало напоминать кашу. Загремел всегда притворялся, что не замечает, какими неприятно красивыми становятся ее лицо и тело в те моменты, когда, как она думала, ее никто не видел, – ему не хотелось ее смущать. По правде говоря, если бы его мать-актриса пришла в общество женщин, подобных тем, с которыми он путешествовал сейчас, ее приняли бы как свою. И разумеется, когда приводила себя в порядок, она снова становилась огрицей – такой грубой и злобной, о какой только мог мечтать любой огр. Конечно, Хруп, его отец, любил ее и мог ради нее горы свернуть, несмотря на тайный позор ее неогрского происхождения. Одна из таких гор была пододвинута прямо к их дому, чтобы мать Загремела, когда пожелает, могла взбираться на нее и озирать Ксанф.

В конце концов Загремел заснул. Он все-таки еще не привык так много думать, и, несмотря на поддержку косящих глаз, это его сильно утомляло. Ему еще никогда не приходилось принимать столь разумные решения или видеть взаимосвязь столь различных явлений. Что ж, настанет день, когда он избавится от проклятия и снова превратится в грубого огра...

Он уснул.

На следующее утро они наткнулись на преграду, которую Загремел не мог вспомнить. Это была трещина в земле, ущелье столь глубокое и со столь отвесными склонами, что они невольно заставляли отшатнуться. Провал тянулся с востока на запад и, казалось, был бесконечным. Обходного пути не было.