Олег Синицын - Скалолазка и Камень Судеб

– Я так и думала, что они вам помогут. Только не смотрите часто в лицо Фенриру.

– Почему? – удивился археолог.

Могучий образ свирепого конунга в дверях моей лондонской спальни встал перед глазами.

– Он такой страшный, что ваши эритроциты разбегутся.

– Я разберусь со своими эритроцитами, – сказал Эрикссон. – А еще я разобрался со второй частью рунного послания.

Я похолодела, под сердцем что-то заныло.

Предсказания конунга совершенно вылетели из головы. А ведь они не были пустыми словами. Они СБЫВАЛИСЬ! Даже более того. По какой-то причине они предназначались для меня. Как для старой знакомой, которая побывала в Ютландии, познакомилась там с молодцем, который теперь забрасывает ее письмами: «Милая Аленушка. Пишет тебе Свен Фенрир. У нас холодно, дождливо… Да еще кельты одичали, надо их воспитывать. А посему отправляюсь в поход. Поливай карликовую сосну, что я тебе подарил».

– Вторую часть, говорите?

– Да. Новая тарабарщина, в которой я опять ничего не понял. Вот послушайте. Лики отражения найдут тебя и в утробе червя резвого…

Я едва не простонала в трубку.

Ничего не зная, Эрикссон только что в иносказательной форме описал то, что случилось в скоростном поезде «Талго-200». Точнее, швед лишь передал слова, выбитые на плите возле ног Фенрира.

Лики отражения, или лики, которые отражаются, словно в зеркале… Еще по прошлому посланию ясно, что речь идет о близнецах. А червь резвый — это скоростной поезд. Именно в нем меня нашли «лики отражения» – двое загорелых «амигос».

– Бойся его, который идет по пятам. Он… тут двоякое прочтение, то ли игла, то ли спица… Он спица, насаженная на мысли… Простите, Алена, столь неуклюжее выражение, но другой перевод будет неправильным.

– Что же дальше? – сухо спросила я, стараясь не выдавать своего волнения. «Бойся его»… Кого? Человека, который идет по пятам. Он – спица, насаженная на мысли. Этого еще не случилось, и потому становится страшно… Стоп. Речь идет о Чуке! Близнец будет мстить за смерть брата. Он и в самом деле может идти по пятам.

– В рыжей пустыне ты найдешь Слепца. Он раскроет твои глаза… Это все… – извиняясь, произнес швед. – Вы понимаете, о чем идет речь?

– Нет. – Мне вдруг расхотелось разговаривать с Эрикссоном. Еще немного – и заплачу от растерянности, которая меня охватила. – Но если что-то узнаю, то обязательно вам позвоню… Извините, Марк, у меня заканчиваются жетоны. До свидания.

– Удачи вам. Еще раз сожалею о том, что не могу быть с вами…

Я повесила трубку и на негнущихся ногах поплелась к столику, за которым Чедвик осушал уже третий бокал.

Мысли и чувства – все смешалось, скрутилось в тугой клубок. Легким не хватало воздуха. Пришлось несколько раз глубоко вдохнуть.

Что это? Откуда? Послания Фенрира начинали переходить всякие границы разумного. Одно-два совпадения – еще не повод заявлять о предсказаниях. Но как относиться к строчкам, в которых каждое слово становится пророческим? «Лики отражения». «Прялка, которая повредит локоть»… – он, кстати, не зажил до сих пор. Болит зверски – дотронуться не могу… «Червь резвый» – нет, ну каково?

Теперь меня еще преследует человек-спица, насаженный на мысли. Нужно поговорить с Чедвиком по поводу латиноса. Почему – «насаженный на мысли»? Потому что я ему нос расквасила?

А быть может, в предсказании упоминается сам Левиафан?..

С таким разбродом в голове я рухнула на стул напротив Чедвика. Тут же подоспел уже знакомый большегубый бармен.

– Будете что-нибудь заказывать? – поинтересовался он. – Или вам тоже… – Коротко глянул на Чедвика. – Литра два воды?

Американец недовольно и несколько обиженно посмотрел на бармена. Он напоминал мне ребенка, который не хотел отдавать родителям старые игрушки, захламившие дом.

– Нет. Принесите мне хереса. И закуски к нему. И кусок жареной телятины.

Бармен кивнул и удалился. Он здесь и за хозяина, и за официанта, и за продавца в магазине. Неужели и готовить будет сам?

Чедвик уже не пил. Рассматривал воду в стакане на свет. Словно определял на глаз степень загрязненности, а также процентное содержание кальция и железа.

– Спасибо вам за спасение, – произнесла я, глядя ему в лицо.

– Не за что, – ответил он.

– Куда вы отправитесь дальше, вольный стрелок?

– Пока не определился.

– Помогите мне еще в одном деле, – попросила я. – Оно займет не больше дня.

Он опустил бокал на стол, заглянул в него, словно ответ прятался там, на дне.

– Ладно. Один день.

– Нет слов! Я даже не смела надеяться, что вы согласитесь!

Бармен поставил передо мной потемневший деревянный поднос, на котором было выжжено название бара. На нем – фаянсовые лодочки с традиционными закусками тапас: маринованными оливками и перцем с козьим сыром. Над всем этим царствовал бокал с рубиновым хересом. Мясо, как я понимаю, будет чуть позже.

– Вы были хорошо знакомы с близнецами?

– Незнаком совершенно. Я следил за ними. Не больше.

– Оставшийся близнец может преследовать нас? – спросила я, пригубив херес. – Он попытается отомстить?

– Надеюсь, в настоящий момент нам удалось оторваться. Вообще-то их основная цель не вы. В Испании у «Мглы» есть большая работа.

– Какая?

– Этого я не знаю.

Перед следующим вопросом я сделала паузу:

– Понятие «человек-спица» может подходить для Кларка?

– Трудно сказать. В каком смысле?

Я не стала расшифровывать. Смысла и сама не знала. Нанизанный на мысли – вот он смысл! Совершенно бестолковый.

Терпкий, нежный херес слегка разгорячил и подрумянил мои щеки. Заодно помог избавиться от озабоченности, вызванной второй частью рунических предсказаний. На первый план вдруг проступило то, что я тщательно прятала от других. Иногда и от себя.

– Сколько лет вы работали в ЦРУ? – спросила я, катая ножку бокала между ладоней.

– Около двадцати. Я перешел в отдел «Мгла» из академии внешней разведки в середине восьмидесятых годов.

– Вы слышали что-нибудь об операции на сухогрузе «Бельмонд»?

– Нет.

Я и не надеялась. Просто подумала, что, возможно, Чедвик что-то знает. В прошлый раз он много рассказал о спецотделе, о его деятельности, о секретных лабораториях и уникальных опытах, о поисках древних артефактов… А про «Бельмонд» даже не слышал. В отличие от Бейкера, который, несомненно, знал что-то, но унес свои знания в могилу.

Еще одна попытка. Надежда слабая, хотя…

– Тогда, быть может, вы слышали о моем отце? Его звали Игорь Баль.

Чедвик на мгновение задержался с ответом. И поэтому мне показалось, что он знал моего отца.

– Нет, – произнес американец.

– Поймите, что для меня это очень важно. Мой отец погиб при загадочных обстоятельствах, и я не успокоюсь, пока не пойму, что произошло с ним.