Андрей Чернецов - Сети зла

— Говорю же, на твое усмотрение. Мне главное, чтобы сверток был доставлен в целости и сохранности. А девица что, девица — это ваши проблемы. Но чтоб потом тело разделали и по частям сбросили в клоаку. А то знаю я вас —зароете на помойке, а мне потом вас от виселицы отмазывать…

— Лады, достойный, — закивал атаман наемных убийц. — Это как водится, разве ж мы вас подводили когда? Так что, робяты, сегодня у нас перед работой развлечение, — обернулся он к своим подельникам. — Сперва я буду. Затем вы позабавитесь малешко, только недолго, а потом прирежем так, чтобы больно не было. Чтобы даже не почуяла ниче, — подчеркнул Одноглазый.

Он был по-своему незлым человеком и сколько помнил себя, убивал как хищник — исключительно ради того, чтобы насытиться.

— Тебе говорю, Боров, — пнул он квадратного. — В прошлый раз того мальчонку душил чуть ли не полдня.

— Угу, а перед этим еще своей дубиной помучил, так что предстал он, бедненький, перед Подземным царем совсем обесчещенный! — хихикнул рыжий.

— Ладно, уважаемые. — Газдрубал поднялся. — Ну, выпьем. — Он осушил свою чашу: — Ваше здоровье.

Довольные бандиты последовали его примеру.

— И напоминаю: сунете носы не в свое дело — это я о свертке — останетесь безносыми.

Уже когда грязный кабачок остался далеко позади, центурион позволил себе удовлетворенно рассмеяться.

Итак, эта монашка, как и пожелала благородная Кезия, вскоре покинет сей мир и попадет прямиком в чертоги своего Бога. Так что в каком-то смысле он оказывает ей услугу.

А уже следующим утром все четверо бандитов будут мертвы: отравленное вино сделает свое дело. Кому из них пришло бы в голову следить за левой рукой благодетеля, когда правая высыпала перед ними груду золотых ауреусов? И уж подавно не этим жалким дилетантам в благородном искусстве отнятия жизни заметить, как большой палец центуриона чуть сдвинул камень перстня в момент, когда Газдрубалова рука задержалась над кувшином…

Жалко, что нельзя будет забрать монеты, но в конце концов это ж не его, а Кезии деньги. Да, сегодня он провернул блестящую интригу! Во-первых, ведь именно он был ответственным за переброску «товара», а эта девица, оказавшись не в тех руках, может сказать что-нибудь такое, что сильно повредит репутации центуриона. Да и вообще, при разбирательстве его наверняка вспомнят. А ему это надо?

Во-вторых, с исчезновением девчонки у вождей заговора наверняка лопнет терпение (два провала подряд!) и его шеф, Марциан Капелла, окончательно утратит доверие. А это значит, что вскоре место начальника тайной полиции Сераписа освободится. И кому ж его занять, как не ему, верному слуге отечества Газдрубалу?

А начальник тайной полиции одного из богатейших городов Империи — это не только почет и высокое жалованье. Это еще и, хе-хе, возможность немало заработать на тайнах сильных мира сего!

И кроме того…

Ведь наверняка в Империи скоро произойдут большие перемены, и новым владыкам потребуются доверенные люди. Чем плоха, к примеру сказать, должность префекта Александрии? Или проконсула какой-нибудь богатой и крупной провинции?

Орландина чувствовала себя хуже некуда. Нет, физически было вполне ничего, но вот в душе… Она не знала, что ей делать, не знала совершенно.

Вернее, выход был. И даже снова два, как и перед ее недавним визитом к Захесу.

Первый — все-таки пойти в Совет центурионов, как сначала и думала, и обо всем рассказать, положившись на разум командиров и милость судей. Она не знала, входит ли торговля проклятым зельем в перечень тех самых «особо тяжких» злодеяний, которые не подлежат суду легиона. И выяснять это на своем примере очень не хотела. Кроме того, чувствовала, что время упущено.

Если бы она решилась сразу и удалось бы схватить Захеса… А теперь на нее, чего доброго, повесят еще и труп проклятого коротышки! Сказать же, что его убил лично Драко, равносильно утверждению, что Захеса прикончил Аполлон или Марс-воитель. Тем более дойди даже разбирательство до допросов господина Пизона, то двадцать (или сто двадцать) человек подтвердят, что видели его в это время в другом месте.

Оставалось лишь одно. Бежать из Сераписа, из западных провинций, может, вообще из Империи, бежать, куда глаза глядят.

Ни с того ни с сего вспомнила их полкового столяра, старого Авзония, делавшего непревзойденные щиты и копейные древки. Сгорбленного хромого деда, изрубленного, покрытого жуткими шрамами, с выжженным на лбу каторжным клеймом и навек стертыми о галерные весла руками. Как-то Авзоний рассказал детям, любившим собираться у него в мастерской (он дарил им вырезанные из остатков своего промысла кораблики и игрушки), свою историю.

Когда ему было восемнадцать лет, он в шутливой перепалке толкнул своего приятеля — сына городского префекта. Не сразу понял, почему тот долго не встает и почему все окружающие вдруг умолкли… И отчего это серый камень мостовой под затылком приятеля вдруг стал красным. А потом, когда уразумел, то бросился бежать, куда глаза глядят…

Он бежал далеко, до самых восточных границ Империи, и даже дальше.

Авзоний прошел через многое: разбойничью шайку в Персии, каторгу, три побега, кошмарный бунт рудничных рабов, во время которого кайлом размозжил череп управляющему копями. Службу в войсках разных претендентов на престол в охвативших Вендийское царство смутах, когда пленных тут же загоняли в строй — сражаться против вчерашних товарищей. Галеры малабарских пиратов и тяжкий труд на рисовых полях. Судьба носила его от городов Южной Вендии до гиперборейских степей, что лежат к востоку от Артании. За тридцать лет скитаний не нажил ни кола ни двора — ничего. В конце концов он решил хоть умереть на отеческой земле и тайно вернулся в родной город. И выяснил, что его уже никто не помнит, кроме дряхлых стариков, что никому нет дела до того давнего убийства и что из всех розыскных листов он вычеркнут за давностью лет…

Орландине стало жутко. Она вдруг представила себя дряхлой больной старухой, после длившихся десятилетиями скитаний бредущей по улицам уже много раз перестроенного Сераписа и не узнающей их…

Так, отставить! Хватит пугать саму себя — нужно не заниматься всякой «фаллософией» (или как там это называется), а решать проблемы, которые стоят прямо сейчас.

И первая из них — необходимо где-то добыть цивильную одежду.

Девушка огляделась. Дома небогатые, заборы невысокие. Можно разглядеть, кто вывесил барахло на просушку.

Она усмехнулась. Обычно разбойники и грабители начинают с малого — вроде задуманной ею кражи тряпок. Редко кто сразу принимается за купеческие обозы и убийства. А вот с ней по-другому. Считай, она уже заработала себе смертный приговор, а теперь собирается совершить мелкое воровство.