Наталья Резанова - У принцессы век недолог

Подгоняемая жаждой, я двинулась прямо к фонтану. И лишь подойдя поближе, углядела нечто удивительное. На каменном бортике водоема лежала золотая чаша. За годы странствий я научилась отличать золото и драгоценные камни от подделок. А эта чаша была усажена рубинами, гранатами, изумрудами и сапфирами, как именинный пирог – изюмом. И стоила, без сомнений, целое состояние. И смотрелась она на краю заросшего мхом водоема, выстроенного на пропыленной площади, очень странно. Но мне было все равно. Я хотела пить. Поэтому взяла чашу, как следует ополоснула ее под недоуменными взглядами горожан – мало ли кто пил из нее раньше? – наполнила водой и вдоволь напилась. Потом положила чашу назад и повернулась, еще не определившись, искать ли пропитания или двигать прямо в крепость.

Но я успела пройти всего несколько шагов, когда на площадь навстречу мне выехали всадники – пыль еще не осела на той улице, по которой они проскакали.

Я не успела прийти в крепость. Крепость сама пришла ко мне.

Предводитель, достигнув середины площади, сдержал коня и перешел на шаг. То же сделали остальные. Их одежда, в сравнении со скромным платьем горожан, была богатой и яркой, хотя в Шерамуре, да и в империи тоже, показалась бы неисправимо старомодной. Оружием им служили сабли и топорики на длинных рукоятях. Но нападать всадники, похоже, не собирались.

Я тоже не стала хвататься за меч. Зачем? У меня и так кое-что припрятано. Однако я остановилась, выжидая, пока предводитель подъедет ко мне.

Это был мужчина средних лет, носатый, с длинными вислыми усами. Обряжен он был в ярко-лиловый бархатный кафтан и меховую шапку.

– Ты не взяла чашу? – у него оказался хриплый голос, и говорил он почему-то по-имперски.

Дурацкий вопрос. Он же видел, что не взяла.

– Нет.

– Почему?

Еще более дурацкий вопрос. Я еще не сошла с ума, чтоб хватать ценную вещь на виду у всех, средь бела дня.

– Я хотела пить, а не воровать, верховный боярин.

Нераду Бобоану – а это, несомненно, был он, покачал головой. Вряд ли мой ответ был тем, какой он хотел услышать. Потом спросил:

– Ты из империи?

Ядрена Вошь, у меня что, в лице есть какое-то особое имперское выражение?

– Там я тоже побывала, – я постаралась найти обтекаемый ответ.

– Кто ты, и что тебе надо в Торговище? Только не лги, что ты бедная странница. Простолюдины не носят такие мечи.

Меч у меня был приличный, но отнюдь не исключительной работы. Так что напирать на особую знатность моего происхождения не стоило. А что до имени, то я решила оставить прежнее, сделав поправку на местное произношение.

– Можешь называть меня Райна, боярин. А пришла я сюда, чтобы послужить тебе своим мечом – вряд ли ты ждешь от меня иных услуг.

Лучшего предлога, чтобы попасть в крепость и узнать, не там ли Гверн, я придумать не смогла. Хотя вполне могла ожидать от правителя столь отсталого государства что-нибудь вроде: «баба с мечом – это обезьяна с прялкой».

Ответ, однако, был совсем иным.

– Многие чужестранцы с недавних пор приходят в наш древний край, и разное оружие несут они с собой – и то, что в железе, и то, что в волшбе. Я же, с тех пор как правлю здесь, отвергаю чужеземные влияния и возрождаю обычаи, введенные нашим прославленным воеводой Дрэкулой. Ибо он установил в Сильватрансе столь строгие порядки, что золотая чаша могла лежать у фонтана на городской площади, и никто не смел украсть ее.

– А невинная девушка с мешком золота могла пересечь страну?

Бобоану нахмурился.

– Нет, до такого даже Дрэкула не додумался. Но слушай меня, домна Райна! Ни один из тех, кто приходил сюда, не смог воспротивиться искушению. Все пытались украсть чашу. Мы их, конечно, тут же отлавливали...

Еще бы. Даже если горожане побоятся остановить мимоидущего недобра молодца, то из крепости площадь прекрасно просматривается. Оттого воины и выехали оттуда, как только я направилась к водоему.

– ...и чаша по-прежнему лежит у воды. Без всякой охраны.

– Это днем. А ночью вы ее забираете или все же стражу выставляете?

Спутники боярина расхохотались, хотя в словах моих, кажется, не содержалось ничего смешного. И было в этом смехе нечто показное, вымученное.

Нераду Бобоану не засмеялся и не улыбнулся. Он произнес:

– Вот ты, домна Райна, и проверь, какова здесь стража по ночам. Если завтра утром ты принесешь эту чашу в мою крепость, тогда и поговорим. А теперь – прощай!

Он повернул коня и с места сорвался в галоп. Свита устремилась за ним, обдав меня очередной порцией пыли.

И поесть не предложили. Все-таки что в Шерамуре, что в Поволчье обычаи на сей счет получше. А проверка – демон Псякрев с ней, дело житейское. Нигде не берут на работу посторонних людей без проверки – если речь действительно идет о работе, а не о том, чтоб порадеть нужному человечку. Посмотрю, какой они выставят на ночь наряд и разберусь с ними.

Только отчего они смеялись при упоминании о страже?

Что ж, пора озаботиться пропитанием в ожидании ночи и заодно побеседовать с местными жителями. Если, разумеется, я смогу их понять. Из всех языков, что мне пришлось выучить, образовалась в памяти такая мешанина... но, возможно, из нее удастся выловить нечто полезное.

Корчма нашлась на одной из прилегающих к площади улиц. Обед не слишком меня порадовал (правда, на данный момент меня ничто не радовало). Составляла его отвратительного вида каша под названием мамалыга (я вообще не люблю кашу) и невинноубиенное истощенное существо, выдаваемое за цыпленка, обильно приправленное красным перцем. Вина я заказывать не стала – достаточно выпито вчера, а нынче ночью мне предстояло не спать и голову сохранять ясной. Поэтому я снова прогулялась на площадь, к пресловутой чаше. При этом заметила, что людей на площади, да и на улицах тоже, явно поубавилось. Хоть Торговище и без того не выглядело городом густонаселенным.

Может, я неправильно поступила? Может, надо было сразу прорываться в крепость? Ведь на самом-то деле я вовсе не собиралась поступать на службу к Бобоану, и чаша эта мне на фиг не нужна. Но нет – сразу не получилось бы, в крепости приметили меня, как только я появилась в городе. Что ж, подождем до темноты, а там – по обстоятельствам.

Я вернулась в корчму и окликнула хозяина. Еще раньше я установила, что на нынешнем имперском он не говорит, притом что это есть язык международного общения. Скорее, его речь напоминала сильно искаженный диалект перворимского. С пятого на десятое мы друг друга понимали.

– А что, отец, – спросила я, – колдуны в вашем городе есть?

– Колдуны? – он недоуменно сдвинул брови.

Ишак-Мамэ! Я же сама объясняла Гверну, что в каждой стране чародеи могут называться по-разному. И вообще, бывала я в краях, где «колдунами» пироги именуются.