Линор Горалик - Нет

Две пересылки здесь должны быть точно — Щ должен был ехать на следующий день после — ну, понятно, после чего он должен был ехать опять в Тунис, значит, где-то лежит пакет с бионами Гегеля, а потом в пятницу, кажется, он снова собирался сюда, на дачу, а потом в понедельник — везти шесть очень жестких бионов куда-то для Моцика, но Моцик уехал в среду, я сам хотел его застать и не застал — значит, и Моциков пакет тоже где-то здесь — а, вот, все вместе лежит, шесть для Моцика и сколько-то красных в другой коробке — это Гегелевы, он красное любит. Еще коробка большая и рядом с ней другая, поменьше, на четыре ячейки; на большой написано «Зав» — это что? Это миксы, плоды мучительных трудов Щ, домашних и дачных; последний месяц он изводил Завьялова идеей делать бизнес на биомиксах, создавать рынок, продавать самые клевые — Зав, кажется, упирался потихоньку, но надежда была, — теперь, интересно, кому отдавать эти миксы? Заву? Себе забирать? Себе — а что делать с ними? Ну, вот этот, черный с серебром, себе, тот, на котором параплан и песок, ну, не параплан, ясно что, черт, да что ж так в носу щиплет? Короче, это себе, это на память, а остальное — если Заву, то Зав, может, действительно начнет продавать? — впрочем, Щ, наверное, даже рад бы был, ну, значит, отдадим Заву, видимо, и большая коробка на двадцать четыре, и маленькая на четыре — ему, каждый бион подписан-помечен, смесь чего с чем, на одном замечаю «белка + …» — когда он успел белку-то записать??? — впрочем, теперь все равно.

Что еще? Книги — книги — нет, не могу притронуться к книгам, какие-то из них лежали тогда на полу в ванной, они сказали мне, что робот залез на них и с них прыгнул… Словом, книги я не трогаю, не могу трогать книги. Еще надо забрать фотографию его с мамой, здесь ему сколько — шесть? восемь? куда ее девать, нельзя же у себя в доме держать фотографию чужой женщины и мертвого человека, когда он был маленьким? — но и оставлять здесь нельзя, почему-то вдруг Лис подумал, что Яэль сказала бы — забирать, и понял, что эта фотография всегда теперь будет стоять у них в доме, неизвестно, где именно, но будет, и спрятал фотографию в сумку, лицом вверх, чтобы ей не было темно или страшно.

Половина пятого утра, и теперь ближайшие батареи можно купить только в конце Рублевки, и дай бог доехать дотуда на этих, почти садятся, почему не сменил по дороге сюда? — вот придурок. За все эти годы, кстати, я не поинтересовался, защелкивается ли тут дверь или ее надо запирать все-таки ключом, уходя.

Говорил: я нервничаю? Да я совершенно не нервничаю! С чего это я нервничаю??? — а сам так нервничал, что вот — не пошел со мной, сказал, насупившись: нууу, это непрофессионально, так нельзя, такие проблемы решают с начальством с глазу на глаз, хоть я тебе и муууж… — но на самом деле просто нервничал настолько, что боялся делу повредить. Какой все-таки чудесный и какой смешной; принес мне вчера копеечную игрушку — кротика на веревочке. Дал и говорит: похож на меня? Безумно, говорю, похож. Расцвел, заулыбался и говорит: значит, я такой славный?

Нервничает, да; и я нервничаю, хотя, казалось бы, ну что нервничать? Бо не зверь, чай, не съест; прийти и сказать прямо: дорогое начальство, мы хотим живьем рожать ребеночка. Денег нет. Поэтому, пожалуйста, повысьте мне зарплату, а уж я буду работать изо всех сил! Ну, скажут нет. Тогда нам вообще негде будет денег брать, потому что все возможные банковские ссуды на квартиру ушли. Можно было, кстати, и дешевле купить, но в этой детская ванная — на потолке крабики, на ванне водоросли нарисованы, такое зелененькое… Мы тогда как друг на друга около этой ванны посмотрели… Так нам больше ни один банк ни копейки и не даст. Исчерпались кредиты.

Если откажут — ну, не знаю. Алекси говорит: уволишься, ты звезда, пойдешь на другую студию. Типа, к нам пойдешь, а что? — но знает сам, что к ним — ох, нет у них денег, у них нет денег даже столько платить мне, сколько я сейчас получаю. Алекси говорит: By, ну перестань! Надо прийти к Бо и сказать: я звезда, то-се, вы на последнем моем фильме сколько собрали? А я получаю сколько? И кулаком, говорит, по столу — бум! И маленьким своим кулаком бум мне по коленке, я аж подскочила. Разошелся, понимаешь. Нервничает. А я как раз думаю: так нельзя, не надо давить, это не те люди. Я думаю — если им прямо сказать, не нервничая: мы за год скопим на ребеночка, если вы мне накинете штуку, а если нет — нам два года придется собирать, ну что ж такое? А? Может, и согласятся. Я даже готова, например, под чужой вижуал писаться, это еще часов шесть работы в неделю, но я могу. Понятная картина, да? Но все равно нервничаю.

Слава богу, Бо прибежал оттуда, куда бегал. Как они все-таки иногда похожи с Алекси, только Бо как-то побольше, — ну и постарше, да. И без шкурки. И с другими глазами. И вообще совершенно не похож. Но похож при этом удивительно. Хоть и не похож совсем. Почему-то из-за этого я еще сильнее нервничаю.

— Про что, детка, ты со мной говорить хотела? Пойдем сядем.

В кабинете у человека, снимающего порно с зоусами, висят сотни фотографий кроликов. Мне страшно подумать, что это значит.

Смотрит на меня пристально и усмехается вдруг:

— Ты, наверное, прибавки хотела просить? Ну вот что скажешь тут? Что я зря нервничаю?

— А ты как знаешь???

— А у тебя глаза денежные. Когда человек хочет денег просить — у него делаются денежные глаза. Да не отводи ты глаза! Ну, денежные. Все равно красивые.

— Спасибо.

— Ну, изложи мне. Прямо-непрямо? Прямо.

— Бо, я нервничаю, но я прямо скажу, хорошо? Мы хотим ребеночка заводить, естественным путем.

Не изображает никакого удивления — или, наоборот, спокойствие изображает. Даже одобрение изображает, кивает вон. Я даже начинаю чуть-чуть меньше нервничать. — Я хочу просить прибавки. Если дашь — то мы с Алекси за год накопим, а если нет — ну, нам почти два. А два все-таки — ох…

— Ну, во-первых, поздравляю вас обоих с прекрасным решением, дай бог, все удастся. И сколько прибавки?

На счет три: раз, два…

— Полторы.

Зачем я сказала «полторы»??? Молчит, смотрит на меня. Скажи же мне что-нибудь, зараза, ну!

— Бо, я подумала, что у меня все-таки уже имя какое-никакое, вон на свадьбе что было; ты не видел, да, а у меня один фотограф даже цветочек на память попросил и говорит: «Всю жизнь хотел котом быть…» Короче, есть имя кое-какое и вон как прекрасно «Дженни в цирке» пошла, я никогда, ты знаешь, не просила, хотя уже полтора года… Может, можно? Ну, то есть, если нельзя — ты скажи, это о'кей, сейчас рынок и все такое, но нам бы хотелось очень, потому что…

— Послушай, у меня есть другой план. Ой.

— Пойми, дорогая, одну вещь: ты права и неправа. У тебя есть имя, очень хорошее, и актриса ты прекрасная, и вообще хорошая девочка, я очень доволен тобой все эти полтора года, ты молодец. Но тебе сейчас кажется, что впереди все — звездный путь. А на самом деле я тебе объясню кое-что: на этом рынке, нашем, динамика страшная. Тебе имя Астрид Линдгрен говорит что-нибудь?