Дмитрий Лазарев - Арфист [litres]

– Ба, тебе полежать бы…

– В гробу належусь, Володя, вдосталь! Надоест еще…

– Тьфу! Типун тебе на язык!

– Типун не типун, а я свой предел чувствую…

– Как, ну как ты можешь его чувствовать?! Ты же не предсказатель!

– Я струны чувствую, Володя. Свои особенно хорошо. Моя черная струна готова уже порваться.

У меня вдруг перехватило дыхание. В голове беспорядочно громоздились одна на другую панические мысли: «Нет! Только не сейчас! Не оставляй меня!»

– Но неужели же совсем ничего нельзя сделать?! – воскликнул я, лихорадочно пытаясь погасить свою предыстерику, пока она не проявилась в звучании струн, и опоздал, конечно. Бабушка же сделала вид, что ничего не заметила.

– Можно, – ответила она. – Пойдем, прогуляемся. На Каму. Глянь, какая погода хорошая!

Я, конечно, был против, но бабушку разве переупрямишь. И пошли мы. Какое-то время шагали молча. Потом я не выдержал:

– Но ты же умеешь играть на струнах!

– Теоретически. А практически – не пробовала, потому что дала зарок никогда не использовать это умение.

– Да какой там зарок, если речь о жизни идет?! – возмутился я. – Ты же не чужие струны трогать будешь, а свои собственные! Нельзя ли на твоей черной струне так сыграть, чтобы усилить ее звучание ?

– Володя, я тэбэ сэйчас адын умный вещ скажу, только ты не абижайся. Даже два умный вещь, – уточнила она, прежде чем перейти на нормальную речь. – Во-первых, на своих струнах жизни и здоровья играть не может никто, будь он хоть гранд-мастером этого искусства. На всех остальных – пожалуйста, а на этих – увы… Но даже если бы мне пришла в голову бредовая фантазия обучить игре тебя, чтобы ты отодвинул от меня старуху с косой, все равно ничего бы не вышло.

– Почему?

– Из-за уникального свойства именно черной струны. С ней ничего нельзя сделать. Только оборвать. Но тогда человек умрет. Мгновенно.

Какое-то время бабушка молчала, видимо, собираясь с мыслями. Затем продолжила:

– Ты только не вздумай пытаться рвать чьи-нибудь черные струны! Даже если очень-очень захочешь кому-нибудь отомстить… – Я понял, про кого она. Уже почти четырнадцать месяцев, с самых похорон отца, мы, по негласному договору между собой, молчали об этом человеке. – Или покарать злодея. Пойми, так ты сам опустишься до его уровня. Даже ниже. Оборвать чужую черную струну – это подло! Легкое безнаказанное убийство беспомощного человека. Да-да, именно беспомощного! – повысила она голос. – Потому что против Силы того, кто способен воздействовать на струны, обычный человек ничего поделать не может. Он даже не почувствует, в какой момент и кто нанес ему смертельный удар… Кроме того, у тебя это не получится: для обрыва струны требуется особое воздействие, а учить ему тебя я не стану… Есть много другого, куда более полезного и созидательного, что я еще не успела донести до тебя. Слишком поздно он проснулся, твой талант. И, к сожалению, для этого тебе пришлось потерять отца. За прошедший год мы, по сути, только азы освоили… Именно это меня теперь больше всего и огорчает.

– Опять ты за свое! – уныло произнес я. – Ты еще все успеешь!

На мое возражение, полное ложного оптимизма, она только молча улыбнулась. Между тем мы достигли цели своего похода. Кама… Широкий водный простор, дышащий свежим ветром, открылся перед нами. Багровый шар усталого солнца, потяжелев за день, медленно опускался за далекие дома и деревья на противоположном берегу. Красиво, черт возьми!

Бабушка вдохнула полной грудью.

– Эх, хорошо! – вырвалось у нее. – Как же я люблю этот город, Володя! Гораздо больше, чем ты. Потому что он мой. А ты… Мне давно надо было с тобой об этом поговорить… Твоя мать мне, конечно, спасибо не скажет, ну да это я как-нибудь переживу. Тебе лучше уехать отсюда. При первом же удобном случае.

– Но почему?!

– Просто тут становится… – начала говорить она и осеклась.

И тут я увидел что-то в глазах бабушки и услышал в звучании ее струн. Ошеломление, неверие и тревогу… даже страх.

– Что такое? – я обернулся.

– Смотри! – воскликнула бабушка. – Там, справа, у реки. Ты видишь ее струны?! Они двойные! Это же…

Закончить она не успела, а я, так и не поняв, о ком она говорит, словно рухнул в открывшуюся под ногами бездну, ибо услышал… как звук ее черной струны вдруг начал гаснуть. Она не порвалась, нет, но стала звучать все тише и тише. Этакий фейд-аут для души. Меня накрыл шок, не верил своим ушам. Так не должно быть, потому что… не должно быть никогда. Но это происходило. Ее черная струна перестала звучать навсегда… И я, все еще не веря в страшную правду, подхватил оседающее тело бабушки и стал выплескивать в пространство бессмысленное и отчаянное:

– Нет, ба, не умирай! Прошу, тебя, ба!!! Умоляю!!! Ба!!!

Боль и потрясение мои были тогда так сильны, что я и думать забыл о женщине с двойными струнами, которая (я в этом не сомневался) убила бабушку и которая столь же легко могла сразу убить и меня. Может, и хорошо: я бы непременно попытался что-нибудь сделать с убийцей и отправился бы следом за бабушкой. Но как же я сейчас жалею, что хотя бы не увидел лица двоедушницы! Количество моих должников растет, и я не я буду, если не возьму с них однажды сполна. Но для этого мне необходимо выжить. С этим могут возникнуть проблемы, если остаться в Перми и продолжать мозолить глаза убийце… Или убийцам. Бабушка права… Была права. Мне нужно уехать!

Санкт-Петербург. 15 июня 2017 года

По биоритму я жаворонок, что порой доставляет мне массу неудобств. Например, встаю я рано независимо от того, когда свалился в кровать накануне. Порой это приводит к основательному недобору сна. Вчера мы легли очень поздно. Вернее, Александра вчера легла очень поздно, а я – сегодня очень рано. А ночью меня мучили кошмары, что и немудрено. Всего я не запомнил, но в них точно фигурировало лицо блондинки с Дворцового моста и мелодия ненависти, звучащая в пустоте и тишине муниципального морга. Короче, все условия для качественного отдыха. И настроение утром соответствующее.

Но в семь утра я уже поднялся, а к восьми успел привести себя в более-менее нормальное состояние, прибраться и позавтракать. Потом стал готовить завтрак для Александры. Когда все было готово, я зашел в спальню.

Скрипнувшая дверь разбудила мою кураторшу, и она открыла глаза. Выглядела она не очень.

– Доброе утро! – произнес я. – Как самочувствие?

– Утро добрым не бывает, – проворчала она. – Впрочем, знаешь, все на удивление сносно. Голова почти не болит, только горло еще саднит, плюс недосып… Слушай, а мы точно пили вчера?

– Пытались, – улыбнулся я. – Тебя вырубило с первой же рюмки. Похоже, последствия наших приключений в морге.