Татьяна Млынчик - Ловля молний на живца [litres]

– Вставай! Там твоя бабушка. – Она стала судорожно трясти Ванечку, который так и спал на диване с голой попой. – Шмотки стираются, мне, блин, нечего надеть. Дай мне что-то свое!

Ванечка приподнялся и стал оглядывать комнату мутными глазами, но, увидев метавшуюся в неподдельной панике Машу, вскочил, достал из ящика треники и быстро оделся. Маше протянул извлеченные оттуда же джинсы и футболку.

– Сиди тут. – Он вышел.

– Там еще в ванной… – кинула Маша ему вдогонку.

– А Влад где? – Ваня вдруг сунул голову обратно в комнату.

– А что, с нами был Влад?

Маша стала натягивать большие жесткие вещи Вани. Забавно. Почти как тот случай у Влада дома, который теперь казался настолько далеко на временной оси, что Маша успела о нем позабыть. Джинсы оказались ей сильно велики и не держались на талии. Маша придерживала их одной рукой, а второй сгребла с пола упаковки от гандонов, какие-то брошенные тут же наволочки и пихнула все это под крышку дивана. Уколовшись о высокий кактус на подоконнике, распахнула форточку. Исчезнуть бы в эту секунду. Но ехать в метро в таком виде, а уже тем более зайти в политех, она не могла. В комнату заскочил взъерошенный Влад с мокрыми, будто он сильно вспотел, волосами.

– Вот так поворот. – Влад искал глазами куда бы сесть. – Там бабушка… Прикинь?

– Знаю, сама на нее наткнулась.

– Он ее умасливает. Уговаривает уйти, чтобы мы прибрались или типа того.

– А она что?

– Упирается. Говорит, не для того с Академки ехала в трамвае. Пирог печь собирается. Валить нам с тобой надо подобру-поздорову.

– Мне никак. Шмотки в стиральной машинке крутятся.

В комнату вернулся Ваня.

– Так. Она не уедет, но согласилась из кухни пока не выходить, чтобы мы тут как бы навели порядок.

– Злая?

– Относительно. «Скажите спасибо, что я интеллигентный человек», – сказала. Маше советует провериться в КВД. – Он злорадно засмеялся. – Если бы это был отец, я бы точно по башке получил.

– Вань… – встревоженно обратилась к нему Маша. – Может, найдешь мне что-то из вещей своей мамы? Мне в универ надо, а в твоем никак. – Она продемонстрировала зазор между краем джинсов и своим животом.

– Хм, – Ваня почесал затылок. – Это будет тяжело. Пойдем вместе посмотрим.

– Я все верну. Постиранное. Хоть завтра.

Через полчаса Маша стояла в вагоне метро в малиновом свитере с волнистым вязаным жабо и трикотажных штанах в гусиную лапку. Самый сносный вариант из найденного Ваней: Маша еле сдерживалась от едких комментариев, пока он перебирал экстравагантный гардероб своей мамы. В метро хотелось провалиться сквозь землю, казалось, все вокруг разглядывают ее и ржут в кулак. В политехе надо как можно быстрее подойти к спискам, а потом свалить, пока ее никто не заметил в таком обличье. А еще лучше – попросить кого-то посмотреть за нее. Хоть бы встретить Снусмумрика! В Политехническом парке Машу окутал прохладный ветерок. Она представила, как купит воды и после визита в универ пойдет сидеть на скамейке, чтобы напитывать свое прожженное спиртом тело целительным кислородом. Быстрым шагом она проследовала ко входу в главное здание, внутри миновала лестницу и сразу же увидела списки. Возле них, как на концерте у сцены, толпился народ, а у стены, победоносно сложив руки на груди, стоял и пристально взирал на Машу профессор Кьяница. Она двинулась по направлению к спискам уже медленнее, словно по дну бассейна. Когда столбики имен приблизились и она могла прочитать некоторые, заметила бледного, как манная каша, Снусмумрика. Он часто моргал. Окликать его Маша не решилась. Только сейчас до нее дошло, что творившееся здесь – чрезвычайно важно, фатально. Решается будущее людей, в том числе и ее, Маши.

– Мария, вас можно поздравить? – спросил профессор.

– Не… не знаю.

– Не спешите радоваться. В политехе считается, начинаешь учиться только тогда, когда сдана первая сессия. – Профессор легким щелчком стряхнул невидимую пылинку с Машиного плеча и испарился за стендами.

Маша протиснулась к спискам. Там, в одном из столбцов, под огромным заголовком «Зачислены» увидела свою фамилию.

– Это точно? Уже точно? – кричал в трубку папа. – Проверь еще раз!

– Точно-точно, – облегченно говорила Маша.

– Ну все… Гора с плеч. Надо маму обрадовать. Молодец, Мань! Горжусь!

– Скоро приеду.

– Давай. Ждем! Вечером отмечать? – папа тараторил как заведенный.

На улице она села на первую попавшуюся скамейку. Ну? Где ты, чудо? Я ведь поступила в университет! Она достала сигареты и сунула одну в рот. На самом деле ничего особенного она не ощущала. Она понимала, что поступит. Знала это еще с момента, когда профессор Кьяница поднес к ее лицу листочки с ответами. Чуяла, что все на мази. И ей смертельно не хотелось потеть тут до этой первой сессии. Как занятно складывается жизнь: в сложнейшей сфере, подумайте только – поступлении в университет, все понятно и легко. А в стране, которая считается чепухой и тленом – подумаешь, интрижка с парнем, – запутанно и совершенно безнадежно. Эти листки списков, над которыми люди там, в коридорах, рыдают и смеются, казались мелодраматичной мишурой. Она посмотрела на экран телефона. Там мигало сообщение. Маша вспыхнула, но это оказался Ванечка: «Бабушка нашла стругатню». Пора было тащиться к нему забирать одежду.

После того как она бежала из рюмочной, волокла ноги по гранитным плитам набережной Фонтанки, сил только и хватило, чтобы набрать Ваню.

– Салют! Мы только с экзамена вышли. Ты что, вытянула?

Машу душили слезы. Он услышал это, он всегда был чрезвычайно чутким.

– Ты что? Шалтай, что ли?

– Да, – голос Маши срывался в скрипучий писк.

– Где ты?

– У цирка.

– Стой там, сейчас буду. Подождешь?

Маша остановилась у стены рядом со входом в продуктовый магазин, а потом сползла по ней и просто-напросто села на тротуар. На нее глазели прохожие, панк с рваным шрамом на бритом черепе поставил рядом с ней бутылку портвейна со словами: «Не плачь, сестра». Скоро подлетел Ванечка и принялся поднимать ее, как ребенка, взяв под мышки.

– Где твои вещи?

– Не знаю… – теперь уже она не плакала. Рыдала.

– Где рюкзак? – Ваня держал ее за предплечье. – Что он сделал? А? Ударил?

– Нет, нет, не бил. – Маша вытирала слезы, зацепившись за эту необходимость опровержения как за спасательный круг. – Я убежала. Они в «Ромашке», рюкзак там…

– Так. Давай посажу тебя в кафе, а сам туда сгоняю. Побудешь одна?

Маша продолжала беззвучно всхлипывать. Он обнял ее за плечо и повел в сторону Манежной площади, Дома кино, в подвале которого находилась небольшая блинная, где частенько ошивались подростки с Малой Садовой. Усадил за столик, а сам отошел к витрине и скоро поставил перед ней порцию блинов со сгущенкой, бутылку воды и чашку кофе.