Альберт Беренцев - Грибификация: Легенды Ледовласого

Я в упор не вижу у Гриба сознательного поведения. И я не вижу ни одного реального подтверждения позиции Плазмидовой о природе сознания.

Второе. Плазмидова опустилась даже до того, что ссылается на мои слова, якобы Цветметов разговаривал с Грибом. Это правда. Я действительно слышал от Цветметова, что он дескать имел с Грибом беседу. Но ни Плазмидова, ни кто-либо другой в этом зале ни разу не видели Цветметова. А я видел.

Цветметов — человек, страдающий алкоголизмом в последней стадии. На момент нашей встречи он не просыхал уже много дней, а возможно он вообще пил уже несколько лет подряд. Это было совершенно очевидно по его внешнему виду. Я не вижу ни одной причины доверять заявлению Цветметова. А Плазмидова за него так ухватилась, потому что ей нужно подтвердить свою дикую теорию. Но у нее нет аргументов, кроме домыслов и слов алкоголика с белой горячкой.

Третье. Плазмидова утверждает, что Гриб использует детей в качестве собственного тела, удаленного и распределенного, как она выразилась. Опять же, не вижу ни одного доказательства этого тезиса. Дети действительно выздоравливают. Еще они становятся умнее и психически устойчивее, но это вполне можно объяснить укрепляющим действием Гриба на нервную систему. Гриб ведь лечит все болезни, включая и малозаметные дефекты нервно-психического характера. Но при всем при этом, дети не высказывают никаких признаков, что в них вселился Гриб.

Они остаются теми же личностями, которыми были и до воздействия Гриба. Они также играют, учатся, растут и общаются. Просто теперь они здоровы. Скажите, Плазмидова, в чем конкретно проявляется сознательное действие Гриба в детях? Именно сознательное. Что Гриб делает в этих телах детей, кроме того, что лечит их? Где здесь проявляется присутствие психики Гриба в детях?

— А я никогда не утверждала, что у Гриба есть психика, — прокаркала старуха, — Психика и сознание — разные вещи, Топтыгин. Психика — это аналог слова «личность». Я не думаю, что у Гриба есть личность. Я полагаю, что он является безличностным сознанием.

— Однако, вы не ответили на мой вопрос. Давайте не будем уходить в терминологический спор. Я спрашиваю еще раз, как Гриб проявляет в детях свою сознательную волю, которая по вашим словам у него есть?

— Понятия не имею. Возможно пока что никак. Но в будущем...

— Снова предположения. И опять бездоказательные, — жестко перебил Топтыгин, — Итак, у вас нет ответа. По факту мы не видим никакой реальной сознательной деятельности у Гриба. Резюмирую, товарищи. Профессор Плазмидова предлагает убить миллионы детей, обосновывая это чистым пшиком и шизоидными теориями, лишенными всякой фактологии. При этом у профессора Плазмидовой нет ответа ни на один вопрос. Чьим сознанием является Гриб? Откуда он взялся? Почему он принял такую форму? Какова его воля и желания? Как именно функционирует это сознание? Зачем этому сознанию тела в виде черной жижи и детей? В рамках безумной теории Плазмидовой ответов нет...

— Можно подумать, за пределами моей теории есть ответы, — перебила старуха, — Тем более странно слышать подобные обвинения от вас, Топтыгин, ведь у вас самого вообще нет ни ответов, ни теории...

— Ошибаетесь, коллега. Если отбросить вашу теорию — ситуация на самом деле упрощается. Гриб не является сознательным существом. А значит сразу же снимаются вопросы о его воли, желаниях, о том, общается ли он с нами, зачем лечит детей и так далее... И мы можем заняться практическими исследованиями, а не философской болтовней за пределами обычного здравого смысла.

— Что? Здравого смысла? — рассвирепела старуха, — Да мы тут обсуждаем субстанцию, лежащую за пределами привычной логики! Само собой, нам нужно прежде всего выкинуть здравый смысл.

Я не верю, что вы настолько тупы, Топтыгин. Вы сами отлично понимаете, что в фундаментальной физике и философии нет места здравому смыслу. Здравый смысл — это отражение картины мира первобытного человека, до сих пор оставшейся в мозгах обывателя в качестве атавизма.

Хотя о чем это я? Вы ведь сейчас не ведете научную дискуссию, а занимаетесь политикой, Топтыгин. И все ваши сладкие речи направлены не на меня, а на присутствующих здесь высокопоставленных офицеров КГБ. Вам просто хочется, чтобы вам дали еще Гриба и детишек, которых вы будете триумфально излечивать.

Вы видите себя спасителем человечества, Топтыгин. Но я полагаю, что вы просто тщеславный, наивный и неврастеничный идиот, у которого в башке один эмоции, как у шестнадцатилетней девушки перед первым потрахом...

— А я полагаю, вам пора на пенсию, внуков нянчить! Или вообще в дом сумасшедших престарелых параноиков, — заорал Топтыгин, — Вы красиво ругаетесь, но вы так и не представили ни одного доказательства того, что Гриб является сознанием! Ни одного! Только домыслы, ругань и карканье...

— Я был лучшего мнения о советской интеллигенции, — жестко произнес в микрофон генерал Бидонов, — Что вы здесь устроили, товарищи? Сядьте, Топтыгин. Сядьте и успокойтесь. Дайте профессору воды. К счастью в нашей стране, интеллигенция не принимает никаких управленческих решений. Решения у нас принимают люди с холодной головой. Например, я. Или мое начальство. Я внимательно выслушал обе стороны, и я сделал выводы...

27 октября 1996 года

Балтикштадтская губерния

Хрулеев заблудился. Все из-за Гриба.

От элеватора Германа до Поддубского озера, где Шура видела на островке его дочь месяц назад, было всего пятнадцать километров. Хрулеев должен был дойти за пару часов. И он бы дошел, если бы двинулся сразу в Оредеж, а потом по шоссе на запад. Но Хрулееву было страшно идти в Оредеж, над городком нависал огромный Гриб, тот самый, разросшийся до немыслимых размеров возле детской больницы. И Хрулеев испугался, что Гриб опять полезет ему в голову, будет нашептывать в мозг нечто темное и тайное, он решил срезать путь.

От элеватора он пошел прямо на юг, рассчитывая выйти на шоссе, оставив Оредеж на востоке. Гигантский Гриб вскоре действительно появился на востоке над лесом. Хрулеев боялся смотреть на него, но появление Гриба означало, что Хрулеев идет правильно.

Но он шел часа три, а никакого шоссе не было. Хрулеев взял западнее, прошел через пару сосновых подлесков, через огромное заросшее борщевиком поле, он пересек разбитую проселочную дорогу, которая никак не могла быть шоссе на Лугу.

Шоссе отсутствовало, оно как будто пропало. Карты у Хрулеева не было, и сам он раньше, до того как пришел сюда искать дочь, никогда не бывал в Оредежском районе.

Хрулеев шел через мертвый и серый осенний мир, продуваемый уже по-зимнему ледяными ветрами. Небо было хмурым, под ногами чавкала чуть подмерзшая грязь. В каждом подлеске Хрулеева могли поджидать дети, ордынцы или посланные в погоню за беглым рабом германцы.