Софи Макинтош - Синий билет [litres]

Перед сном я вела счет дням. Я отмечала каждый прошедший, прожитый день в календарике, который завела у себя в блокноте, спрятанном в наволочке.

Сто десять. Сто двенадцать.

Приступы тошноты прекратились. Я ела бутерброды с помидорами, посыпанными крупной солью, уписывала нарезанную тонкими ломтиками говядину и курятину, жадно заглатывала консервированные сардины. Я пинтами вливала в себя молоко, и оно стекало у меня по подбородку.

Когда к нам в лабораторию зачем-то приходил эмиссар, я все ждала, что он тронет меня за плечо, выведет на улицу и посадит в машину, и на меня будут со всех сторон смотреть перепуганные женские лица. Эмиссары никогда не приходили по мою душу, а всегда появлялись, чтобы провести беседу с чьим-либо руководителем или обсудить вопросы безопасности, хотя иногда мне чудилось, будто они как-то странно на меня поглядывают, словно им уже все про меня известно.

– Ты сегодня очень красивая, – говорили мне коллеги по лаборатории в обеденный перерыв. Несколько женщин подошли ко мне, когда я сидела в одиночестве на скамейке перед зданием лаборатории и ела бутерброд с ветчиной. Они наперебой хвалили мои волосы, мою кожу. Они трогали меня сухими чистыми руками.

– Ты так хорошо выглядишь! Ты никогда не выглядела так хорошо, как сейчас. Давай сходим куда-нибудь после работы, что-то ты совсем перестала с нами выходить.

Я выпила один бокал, а остальное вылила в унитаз, в горшки с цветами, когда мне уже было достаточно. Бедный печальный папоротник в зеленом пластиковом горшке на краю раковины. Я его убила, как убивала свою жизнь. Я создавала нечто новое, нечто большее, чем я. Все обрело предельную ясность, хотя я выпила всего один бокал. Я ощущала себя такой несущественной, но все же внутри меня таился целый мир, о котором никто не знал. Потом кто-то подвел мне тушью глаза, кто-то сунул мне в рот сигарету. Я кашлянула, и сигарета вывалилась в мокрую раковину. «Дай-ка я уложу тебе прядку на лбу», предложили мне. Я с радостью вверила им свое тело.

Мне показалось, что я заметила в баре Р, подошла, но обозналась: это был другой мужчина с такими же широкими плечами и с такой же короткой стрижкой. В том городе полно таких мужчин, как и во всей стране. Всю оставшуюся жизнь я буду встречать их на каждом перекрестке, в каждом супермаркете. Вот такую цену мне придется заплатить. Помимо всего прочего. В зеркале дамской комнаты я не сразу заметила, насколько хорошо выгляжу. Табачный дым висел пеленой, так, что тяжело было дышать, я пила свою воду с газом и протискивалась сквозь толпы людей туда, где женщины на бархатной банкетке теснились за столиком, в центре которого стояла синяя бутылка с крошечным желтым подсолнухом. Они подозрительно таращились на меня, но, может быть, мне это только привиделось, ведь все можно интерпретировать по-разному, а я, разумеется, всегда выбирала худший вариант. Я присела к ним и стала хватать их за руки и беззаботно смеяться над их шутками. Мне хотелось, чтобы меня поминали добрым словом. Мне хотелось, чтобы обо мне помнили только хорошее.

Но в последующие дни я, бродя по городу, все больше замечала боковым зрением, как женщины пристально глядят мне вслед, присматриваются к моему телу и гадают, что со мной. За спиной я слышала их шаги, замечала, как они переглядывались, а в супермаркете, когда я проходила мимо, перешептывались, но я шла мимо них с высоко поднятой головой, держа корзинку наперевес перед животом, словно обороняясь.

В раздевалке бассейна женщины тоже на меня пялились. Айона пришла позаниматься со мной водной аэробикой. Она ущипнула меня за талию. От неожиданности я отпрыгнула.

– Сюрприз! – воскликнула она.

– Больно же! – нахмурилась я.

– Неправда! Это было совсем не больно!

Ее глаза блестели. Она шарила взглядом по моему животу. Я взяла простыню. Я представила себе, как они окружили меня в душевой, а я сижу на полу, подтянув колени к подбородку, и потоки воды бегут по моим бокам.

Вечером после занятий, с мокрыми волосами, я пошла к машине и увидела, что одно боковое зеркало разбито. Такое было впечатление, что и мое лицо тоже разбито, и у меня возникло ощущение, что я куда-то падаю. Я быстро отъехала от стоянки, а когда вошла в дом, заперла за собой дверь и села на пол.

Я покидала их всех – я им давала понять, что их жизнь мне не подходит. И они были правы, чувствуя себя преданными. Я это понимала. Но в то же время я сама ощущала себя покинутой. Белобилетницы никогда меня не примут в свой круг. И мне было очень одиноко от одной этой мысли – и это было настоящее одиночество. Мне же хотелось, чтобы кто-то за меня порадовался. Но таких не было – ни единой души.

Повестка пришла однажды утром перед работой. Хотя эмиссар, доставивший мне ее, действовал осторожно, никакой необходимости в такой осторожности не было. Более того, даже хорошо, что об этом уже все знали, значит, обратной дороги у меня нет. Если я бы попыталась вернуться, мои законопослушные соседки забросали бы меня гнилыми овощами или чем-то похуже. Если бы я вернулась, то обнаружила бы, что мои окна разбиты, вещи в моем доме перевернуты, а если бы я рискнула показаться им на глаза, меня бы изгнали с позором или придушили голыми руками.

Когда я мыла посуду, в дверь постучали. Потом еще раз.

Сто двадцать пять дней, повторила я про себя. Я ополоснула руки под водой. Я была уже одета, волосы туго стянуты на затылке. Неделю назад я уложила в багажник рюкзак вместе со старым спальным мешком и кое-какой одеждой.

Открыв дверь, я увидела эмиссара. Он держал в руке запечатанный желтый конверт. У него был вид заботливого папочки: пожилой добряк, который никому не мог причинить зла.

– Доброе утро! – поприветствовал он меня и передал конверт. Потом достал пачку сигарет и закурил, сделав глубокую затяжку.

Его появление у моей двери заинтересовало соседок. Они высыпали к дверям в халатах или в рабочей одежде и сразу заметили обтекаемую черную машину эмиссара, его новенькую униформу темно-синего цвета, что свидетельствовало об официальном характере его визита, и желтый конверт в моих руках. Я не смела перехватить чей-то взгляд, даже Айоны, но услышала, как она воскликнула: «Калла! Что ты натворила на этот раз?»

– Вам нужно уехать незамедлительно, – сообщил мне эмиссар. – Вам дарованы лишние полдня в знак признания ваших заслуг. – Он протянул ко мне обе руки. Держался он непринужденно и спокойно. Похоже, все не так уж плохо, невольно подумала я.

До моих ушей донесся шепот соседок. Я ощущала на своем животе их взгляды. Кто-то начал презрительно шипеть.

– У вас пять минут, – сообщил он. – Поторопитесь.

Вернувшись в дом, я вскрыла конверт. Но он был пуст. Я проверила, выключена ли плита, достала из ящика ключи от машины, взяла кухонные ножницы, зубную щетку и блокнот, накинула на плечи джинсовую куртку. Бросив последний взгляд на яркое пятно засохшего желтка посреди тарелки, стоящей в раковине, я выбежала из дома к дожидающемуся меня эмиссару.