Элис Бродвей - Метка

Сажусь на стул у деревянного стола и кладу руку на металлический шар. Глубоко вздохнув, жду начала допроса. Я знаю, что хотят от меня услышать.

– Ваше имя Леора Флинт?

– Да.

– Вступали ли вы когда-либо в контакт с пустыми?

Всю жизнь.

– Нет.

– Совершали ли вы какие-либо преступления, которые караются принудительным нанесением знака?

Вломилась в здание правительства, похитила лоскут кожи.

– Нет.

– Есть ли среди ваших знакомых те, кто не верен нашему лидеру?

Всех перечислить?

– Нет.

– Являются ли знаки на вашей коже точным отражением вашей жизни?

Мои знаки лишь вершина айсберга.

– Да.

После каждого лживого ответа я жду, что раздастся звон или взвоет сирена, но в комнате по-прежнему тишина. Всё прошло точно так же, как в тот день, когда расспрашивали папу. Система настроена на наш страх. Боишься оказаться забытым – будешь повиноваться. Боишься получить знак недостойного – не посмеешь врать. Но если тебе всё равно, никто не сможет запугать тебя, не сможет уличить во лжи.

Всё это просто спектакль.

Покончив с ответами на вопросы, я возвращаюсь к столу регистрации. Та же неприветливая девица за столом бросает на меня презрительный взгляд. Но мне настолько безразлично чужое мнение, что я спокойно сообщаю, кого хочу увидеть.

– Она на совещании, – отвечает девица, сверившись с журналом.

– Она захочет со мной поговорить.

Секретарша медленно, со вздохом уходит, но вскоре торопливо возвращается и сконфуженно говорит:

– Мне очень жаль, что я заставила вас ждать, мисс Флинт. Проходите, пожалуйста. Рассказчица сейчас же вас примет.

По лицу девушки видно, что вежливые фразы даются ей очень нелегко.

– Как забавно выходит, Леора, – говорит Мел, встречая меня в маленькой, жарко натопленной комнате совещаний, уставленной обитыми коричневой тканью стульями. Изольда, маленькая тень рассказчицы, сидит рядом. – Мы только что говорили о тебе на совещании у мэра Лонгсайта. Он много расспрашивал о тебе.

– Мэр Лонгсайт? – Вот это да! Какая неожиданность. – Он знает обо мне?

– Конечно, знает, Леора. И очень хочет встретиться с тобой, как только ты вступишь в свои новые обязанности.

– Если вступлю… – поправляю я.

Мел отвечает улыбкой. Дверь распахивается, и входит какой-то человек, закрывая плечами дверной проём.

– Ты, конечно, помнишь Джека Минноу, – представляет гостя Мел.

Так жарко, что на лбу выступает испарина. Слабо пожимаю руку Минноу и чувствую, что комната словно уменьшилась в размерах из-за его присутствия.

– Я никогда не лгала тебе, Леора, всегда честно отвечала на твои вопросы, – продолжает Мел. – Правительство предлагает тебе совершенно новую должность, идеально подходящую твоим уникальным способностям. Ты сможешь проявить и свои замечательные дарования чтеца. Ты будешь менять человеческие жизни, предлагая надежду живым и мёртвым. Ты вступишь в должность обработчика, – с улыбкой завершает свою речь Мел.

– Обработчика? А что это значит? – спрашиваю я, оправившись от удивления.

– Всё описание работы в её названии. Ты будешь обрабатывать и менять знаки для тех, кого правительство сочтёт достойным. Тебе потребуются все твои таланты: чтеца, чернильщицы, обрядчика…

– Но… разве это не обман?

– Иногда я забываю, как ты ещё молода, – с терпеливой улыбкой, взъерошивая волосы Изольде, отвечает Мел. Усадив малышку себе на колени, Мел поясняет: – В молодости мы видим только чёрное и белое, правду и ложь. С возрастом начинаешь различать некоторые тонкости. В нашем чёрно-белом мире не всё удаётся разложить по полочкам.

– То есть вы предпочитаете серый мир? – спрашиваю я, скрывая непонимание.

У Мел вырывается смех, самый настоящий смех.

– О нет, Леора! Я обожаю чёрное и белое. Я очень люблю наше мироустройство. Я борюсь за правду, за то, чтобы наши истории были рассказаны и услышаны. Но иногда людям требуется помощь. – Откинувшись на спинку стула, Мел признаёт: – Никто не застрахован от ошибок.

Кивнув, я вспоминаю о маминой лжи, и о папиной жене, и о рисунках на коже Обеля, и об отце Оскара. А я сама – тогда, на взвешивании? Куда же мне идти? К чёрным или к белым? К правым или неправым?

– Иногда жестоко позволять маленьким ошибкам перечёркивать будущее человека, ты согласна? Тебе не придётся обрабатывать всех подряд. Это будут только избранные, добродетельные и достойные граждане. Столпы общества. В нашем мире есть место прощению, надежде и спасению.

Я снова медленно, согласно киваю.

– То есть мы сможем покрывать ошибки – убирать их совсем, если придётся, чтобы ничто не мешало сиять добродетельным поступкам? – уточняю я.

– Конечно! Именно это и станет твоей работой! Ты исключительно одарённая чтица. Ты читаешь, что у человека в сердце, видишь истинное значение меток и рисунков. Ты поймёшь, достоин ли человек памяти потомков, и если достоин, мы что-то подправим здесь, вырежем там…

Папа Оскара – как жестоко и беспощадно знак во́рона отобрал у него будущее. И мой папа. Для них милосердия не нашлось.

– Кто будет выбирать, чьи книги достойны исправлений?

– Решения будут приняты со всей ответственностью. Наши идеалы не могут быть попраны. Но мы должны сделать всё возможное для поддержания мира, почтить наиболее ценных членов нашего общества. Всегда найдутся те, кто ничего не стоит. Всегда будут забытые.

– А если я откажусь?

Джек Минноу поднимается со стула, и я вспоминаю филина у него на плече.

– Это решение будет отмечено на твоей коже наравне с прочими важными решениями в твоей жизни, – продолжает Мел ровным голосом. – Кто знает, как это отразится на твоей судьбе, когда придёт время взвешивать твою душу. – Что ж, угроза недвусмысленная.

– А если я скажу «да»?

Мел ненадолго умолкает.

– Есть способы воскресить покойных, Леора.

Мгновение я не могу проникнуть в смысл этих слов, но потом внезапно понимаю, что мне предлагают.

– Воскресить папину книгу?

– В зале правосудия несложно выдать одну книгу за другую, Леора. Это всего лишь театр. Откуда ты знаешь, какую книгу сожгли в тот день?

Значит, мне предлагают шанс спасти его ещё раз. Если я пожелаю.

– Леора, я дам тебе месяц на размышление, чуть больше четырёх недель. Это очень щедрое предложение. Обдумай его как следует, обещаешь?

На улице меня наотмашь бьёт волна зимнего воздуха. В тепле здания правительства легко привыкнуть к комфорту. Ледяной ветер выбивает из глаз жгучие слёзы.

У меня за спиной кто-то есть. Может быть, Верити? Как же болит за неё сердце. Повернув обратно, я зову её по имени.