Дмитрий Быков - Эвакуатор [litres]

– Красиво. А что это значит?

– Это значит «Живи как хочешь, а умирай как человек».

– Да, логично. Я уже почти понимаю ваш язык. Чтобы сделать антоним, надо «ы» поменять на «у», и все. Да?

– Ымница…

На соседнем участке стоял большой кирпичный дом, самый основательный на всей улице: два этажа, пристроенный стеклянный парник, большой гараж. В доме горел свет.

– Сосед… зимует, куркуль.

– А добрый, щедрый человек будет кыркыль, – догадалась Катька.

Игорь тщетно возился с ржавым замком, висящим на калитке. Из соседней калитки вышел толстый усатый мужик, действительно очень куркулистого вида. На нем были серые брезентовые штаны, короткие резиновые сапоги и старый, болотного цвета плащ – дачная униформа, все древнее, но теплое и прочное.

– А я гляжу – кто возится? – сказал он, усмехаясь. – А это вон кто приехал. Что-то ты поздно.

– Пока доберешься, дядь Коль, – буркнул Игорь.

– Чего, заело? Дай я.

– Нет, нет, все в порядке. Не надо. – Игорю, видимо, очень не хотелось, чтобы дядь Коль лазил в его замок. Он суетливо подергал ключом, что-то щелкнуло, и ржавая дужка наконец отскочила.

– А я гляжу, – повторил сосед. – Что, думаю, не едет никто? Все лето не ездит и сейчас не ездит…

– Работаю, дядь Коль.

– Работать надо, надо… – Он стоял у калитки, мялся, и из-за этого внезапного препятствия они не могли войти на участок. Сосед хотел о чем-то заговорить, но не решался.

– Жена, что ль?

– Вроде того.

– А. У Юльки тоже вроде того. У всех вас вроде. Я что хотел, Игорь. Ты же все равно… ну это. Не занимаешься домом-то. Участок, вон смотри, как зарос. Трава по плечо.

В самом деле, участок был по-настоящему запущен – бурьян, дурман, даже пара борщевиков у забора; теперь торчали одни сухие бодылья, но летом, видно, тут бушевал густой травяной лес. Сейчас, когда трава вымерзла и пожухла, можно было различить и дорожку из потрескавшихся бетонных плит, и маленький дом в глубине участка, и сарай возле самого забора, – в июле, видимо, все тонуло в разросшейся сирени, в зонтиках дудника, в облепиховых кустах и зарослях черноплодки. Если Игорь хотел замаскироваться, лучшего места было не найти.

– Я займусь, дядь Коль.

– Да я не к тому. Я что, не понимаю? Работа, что ж. Но ты, может, продать хочешь?

– А что, – Игорь насторожился, – есть покупатель?

– Ну… есть.

– А кто?

– Да хоть бы я. Юльке свой дом надо…

– Я подумаю, дядь Коль. Через недельку приеду и скажу.

– Ага. Ты подумай, да. Я много не дам, это… но ты сам понимаешь: дом у вас еле стоит, его разобрать проще, чем ремонтировать. Потом, кухня тоже никакая. Тут все надо с нуля, буквально. Тут одной земли сколько надо завезти. Ты все равно не занимаешься, я разве что? У кого какой талант. У тебя такой талант, у меня такой.

– Я решу, дядь Коль.

– Ты реши, – не уходил сосед. – Потому что сам понимаешь, мне тоже надо. Я сейчас в Москву и не езжу почти. У меня все здесь. Чего там в Москве-то, слушай? Я по телевизору не пойму ничего.

Да плевать тебе, что в Москве, подумала Катька. Было б не плевать – ты бы сразу спросил. Тебе участок надо ухапать по дешевке. Куркуль ей активно не нравился.

– Ничего. Чрезвычайное положение.

– А. Ну ладно. Давно пора. У нас-то тихо. Только ночью грохотало у них чего-то, может, стрельбы…

– Может. Вроде все в готовности.

– А чего готовность? Выжечь там все, и не надо никакой готовности.

– Да выжгли уже, дядь Коль. Не помогло.

– Я знаю, как там выжгли. Там выжгли, где не надо. А кто бабки платит, тех не выжгли. Ну ладно. Вы небось отдохнуть хотите. Отдыхайте, отдыхайте. Я только чего говорю, Игорь, – прибавил он, все не решаясь уйти. – Я и Николай Игоричу говорил, когда он еще ездил… Чего ты, говорю, маешься тут, отдай участок! Отдай, Николай Игорич, нет же у тебя к этому делу таланта. Не отдавал. Теперь ты вот. Сам же видишь. Тут, если руки приложить, такое можно сделать! Ты посмотри, какие яблоки у меня в том году были. И в этом сколько. Слива какая. Картошку я вообще забыл, когда покупал. Давай, думай. Ты это, – он понизил голос, – ты не думай, я тысяч десять дам. Тебе больше никто не даст. Ты когда решишь-то?

– Через неделю, – терпеливо повторил Игорь.

– Ну давай. – Дядь Коль явно хотел сказать еще что-то, но не знал как; когда такие люди хотят привести последний и безоговорочный аргумент в свою пользу, они приписывают к заявлению «Прошу в моей просьбе не отказать». Природная деликатность не позволяет им внятно предложить: «Отдай мне твое, у меня на него больше прав, я лучше тебя умею обращаться с землей и стройматериалами, и все это мое, а твое только случайно. В принципе ты бы мне должен отдать это бесплатно, я сам могу взять, если захочу. Но я предлагаю тебе десять тысяч, хотя таких цен за участок с домом давно не бывает. Отдай, хуже будет».

Игорь кивнул соседу и шагнул на бетонную дорожку.

– Заходи, Кать. Приехали.

Сосед пошел к себе, только когда Игорь закрыл калитку и защелкнул шпингалет.

– Ну что, – спросила Катька, – ты продашь?

– Через неделю-то? Даром отдам. Через неделю я отсюда – фью!

– И где она у тебя?

– Вон, в сарайчике. По домам лазят все-таки, а в сарай кто полезет. Там же один инвентарь. Погоди, сейчас я дом открою.

Он долго возился еще и с этим замком, тоже ржавым. Наконец дверь открылась, в доме пахло старым сырым деревом и затхлостью.

– Входи. Я сейчас пробки вкручу.

– Слушай. Может, мы сразу посмотрим… и домой?

– Нет, мать. Вы, земные женщины, выносливы, а я не потяну. Мне надо чаю попить и в себя прийти. Часа через два поедем.

– Через два часа тут будет полный мрак.

– Ну, дорогу-то я знаю! На станцию пойдем, может, ходит что…

Катька опустилась на плетеный диван и только тут почувствовала, как у нее гудят ноги. Вообразить, что в сарае, в пяти метрах от нее, стоит и ждет своего часа летающая тарелка, она не могла, но Игорь вел себя с подозрительной уверенностью. Достигнув наконец цели путешествия, он резко повеселел. Зажегся свет, в доме стало уютней, Катька рассмотрела обстановку – сплошь убогую, годов шестидесятых: занавесочки в веселых треугольничках, такой дизайн был в моде как раз тогда. Тахта, шкаф, битком набитый старыми журналами, открытый ящик со сломанными игрушками, электроплитка, радиола «Серенада» рижского производства.

– Тут старикан жил, – сказал Игорь. – У него с годами прогрессировала тяга к одиночеству, и родня продала дачу. Он сейчас все больше в Москве по больницам. Сюда, говорят, просится, но его уже не пускают. Он тут жил, ничего не делал на участке, заросло все, как я не знаю. А занимался только тем, что чинил радиолу и читал «Технику – молодежи». Вон, весь шкаф забит. Я знаешь что думаю? Что у него тут живет домовой, тоже старикан. Что он в его отсутствие вылезает и чинит радиолу, а когда починит, тоже уедет в Москву. Докладывать хозяину. Я думаю, это будет очень усовершенствованная радиола. Она, возможно, даже взлетит.