Дмитрий Быков - Эвакуатор [litres]

– А игрушки чьи?

– Откуда я знаю. Может, его собственные. Играл тут. Погоди, я за водой схожу. Водопровода нет, прошлой зимой трубы разорвало.

Он вышел куда-то и вернулся с полным цинковым ведром, потом включил электроплитку, поставил на нее мятый алюминиевый чайник – все это спокойно и буднично. Катька сидела в странном оцепенении, понимая, что от нее теперь ничего не зависит. В доме было холодно, изо рта шел пар.

– Погоди, я натоплю сейчас. У него тут электрокамин, а в комнате печка. Полчаса не пройдет – разогреется до тридцати.

– Вы что, не могли каких-нибудь специальных устройств понаставить? Чтобы постоянную температуру поддерживать?

– А зачем?

– Ну… не знаю… Чтобы тарелка не замерзла.

– Она и так не замерзнет. У меня же тосол залит.

– А… Она что, тоже на тосоле?

– Она на фотонных двигателях, но тосол все равно нужен. Именно чтобы не замерзала.

– Да. Интересно. Ну а в доме? Какое-нибудь простое фотонное устройство, чтобы за три минуты разогреть все?

– Мать, да какая же древесина выдержит такой разогрев? В деревянном доме оптимальный вариант – печка. Ты хочешь, чтобы у меня рассохлось все?

– Да, точно. Ну ладно. А почему я не вижу никаких атрибутов роскошной инопланетной жизни? Сувенир там или портрет дорогой мамы?

– Портрет дорогой мамы у меня в компьютере.

– Просто, понимаешь… должна же я подготовиться. Ты ведь нас познакомишь?

– А как же.

– А что-нибудь на память об Альфе Козерога?

– Ну Кать. Что ты как ребенок. Это все равно что Штирлица спрашивать: скажите, Отто, почему у вас портрета Сталина нет на стеночке? Или фото Шурочки?

– Я думаю, фото Шурочки у него где-нибудь висело, в старом немецком костюме, чтобы в случае чего выдать за прабабушку. А его правда звали Отто? Мне всегда казалось, что Макс.

– Макс его звали в России. – Он заварил мятный чай в фарфоровом, очень старом чайничке, достал две кружки и банку сгущенки.

– Это я еще летом запас. Сейчас открою.

– А когда мы пойдем смотреть?

– Попьем чаю и пойдем. Мне еще с ней, между прочим, возиться не меньше получаса. Смазать все узлы и вообще. Так что сперва чай.

– Мне прямо, знаешь, не терпится.

– Да мне самому не терпится, Кать. Она же мне и надежда, и единственная связь, и главный сувенир с Альфы Козерога. Да, кстати, – он порылся в ящике с игрушками и вытащил небольшого плюшевого зверька, совершенно круглого, с рожками, короткими лапками, бобровым хвостом и выкаченными испуганными глазами. – Если тебя интересует, какие у нас деньги, то вот. Я его всегда с собой вожу.

Катька бережно взяла зверька.

– Как он называется?

– Тыгын. Есть более крупный, дылын. По-вашему тысяча.

– А на этого много можно купить?

– Когда живой, то много. Таких домиков штуки три – запросто. Он если разрастется, раскормится как следует, то может стать дылын, а это уже десять домиков. Но надо ухаживать очень. Он просто так есть не хочет, аппетита нет. Видишь, и так уже какой круглый. И надо при этом соблюсти диету, чтобы зверек не страдать, не болеть живот, не получить ожирение. Это ж не гусь, чтобы фуагру делать. Он должен просто разрастись. Когда разрастается, он проявлять новые способности, мочь немного прыгать высоко, издавать другой звук. Когда он пищать «пи-пи», он тыгын, но когда делать «ой-ой», то уже практически дылын. Хороший хозяин знать, как кормить зверек. Плохой раскармливать искусственно, и зверек быть нитратный. В любом магазине его проверять, объявлять фальшивый, изымать и отправлять похудание. Правильно раскормленный зверек иметь большие печальные глазки, а неправильно – узенькие щелочки. А с этот тыгын я играть еще глубокое детство, золотая пора. Он мой сувенир, талисман, лежать самое дно. Обратить внимание, Москва, Россия такой зверек нет.

– Он немного похож бобер, такой быть губитель здешние леса, грызец деревьев, строитель маленьких хаток. Но бобер не иметь рожки и такой пузо.

После чаю стало теплей. Катьку разморило. Кроме мяты, в заварке был странный привкус – что-то вроде душицы, пахучей и горькой.

– Чем завариваешь?

– Это наша травка, крын-тыкыс. Очень помогает, снимает усталость и вообще вкусная. Только мало осталось. В принципе, транспортник мог прийти в конце декабря. Но если все так срочно, никакого транспорта уже не будет, конечно.

– Игорь! А вот представь себе, что я на секунду поверила. И как мне тогда объяснить самой себе, что вы, могущественная цивилизация, которая может и чипы вшивать, и мента вербовать, и траву доставлять разведчику, не отправите сюда гигантский десант, чтобы спасти по крайней мере всех детей?!

– Кать, у нас нет разницы между взрослым человеком и это… так сказать, детским. У вас если старик или ребенок – всё, любые грехи списываются. А у нас не так, у нас ребенок наравне с родителями отвечает за все. И почему ребенок – если он, допустим, дурак и хулиган – более достоин спасения, чем, я не знаю, писатель? Профессор?

– Потому что дети лучше, – упрямо сказала Катька. – У тебя нет своих, а объяснить это нельзя.

– Чего объяснить нельзя, того не существует. У вас имманентные признаки в основе всего: чеченец, еврей, старый, больной… Надо же не по этим признакам оценивать.

– А по каким? Типа полезность для общества?

– И про полезность у вас неправильно. Кто полезный для общества? Стивен Хокинг? У нас таких полно, я тебе говорил. В любой матшколе. Бугай какой-нибудь, чтобы работать? У нас роботы работают. У нас кто хороший, тот и полезный, это же такая элементарщина.

– Ну ладно. Но ты же понимаешь, что если кто хороший… он не может просто так улететь и отобрать шестерых? Он же никогда себе не простит, всю жизнь будет думать, что взял не тех…

– Будет, конечно, – согласился Игорь. – Любой эвакуатор это знает. Ходит в храм, молится Аделаиде и Тылынгуну, грехи замаливает. А как иначе? Один Кракатук без греха, и то Аделаида его пилит все время. Когда она его пилит, гремит гром и сверкает молния. Потом Тылынгун плачет, наплачет миллиметров тридцать осадков, и родители мирятся.

После волшебной травы к Катьке в самом деле вернулись силы, она поднялась и заходила по веранде – маленькая, решительная, руки в карманах старой красной куртки.

– Знаешь, у нас апокриф есть. Изведение из ада. Богородица выводит каждого пятого. Еще стих такой был, не помню у кого.

– Я тоже не помню, – сказал он. – И смотря, как кричит, как колотится оголтелое это зверье, – ты права, я кричу, Богородица, да прославится имя твое! Сошествие во ад, сюжет очень распространенный. И как видишь, не совсем выдуманный.

– Ты прилично знаешь наш фольклор, – хмуро сказала Катька.

– Ну, я же готовился все-таки…

– Плохо ты подготовился. Надо было знать, что приличный грешник никогда не согласится на такой выбор.