Александр Кацура - Фантастический альманах «Завтра». Выпуск второй

Вошел еще более спокойный, чем обычно, Фомин, посмотрел на Митю, как на пустое место, велел представить копии всех компьютерных программ, вполголоса распорядился, чтобы никто никуда не отлучался до выяснения. Митя обозвал его бериевцем, заорал, чтобы убирался. «Зачем горячитесь? — равнодушно спросил Фомин. — Вы делаете свое дело, я — свое». От бессонницы, напряжения Мите в голосе Фомина почудился грузинский акцент. Он расхохотался. Смех его в придавленной трусливой тишине звучал странно.

По белому с золотым гербом на диске телефону позвонил из Москвы помощник руководителя, курирующего их работу. Если к самому руководителю Митя относился нормально, во всяком случае, между ними была ясность, то с помощником ясности не было. Митя старался его избегать, но это было невозможно — все дела шли через него. Помощник сказал, что Сергей Андреевич (так звали руководителя) просит доложить ему результат. Как только это случится. В любое время дня и ночи. Почему-то Митя был уверен, что Сергей Андреевич ничего не просит, во всяком случае, в данный момент не просит, помощник давит по собственной инициативе. Но разобраться, дойти до истины был бессилен. Бессилие угнетало. «Вам доложат», бросил трубку Митя.

Мысли стали путаться. Банка могла быть где угодно: на Марсе, в походном шатре князя Игоря, в Бермудском треугольнике.

Когда Митя под бдительным взглядом Фомина, якобы ожидающего звонка министра обороны по правительственному телефону, наливал в фужер коньяк, из Владивостока растерянно сообщили, что банка вроде бы найдена, но она… невидима. То есть они чувствуют руками, внутри булькает, но она… невидима, потому не могли столько времени найти. А лежит, видать, давно, вся в росе. «Немедленно подключите датчики истечения энергии! — заорал Митя, забыв про коньяк. — Диктую формулу. Вводите в программу, начинайте рассчитывать временной коэффициент!»

Забегали помощники. Фомин и Серов встали навытяжку, ожидая приказаний. Митя давно заметил: когда получалось, он был всемогущий Бог, когда нет — сомнительный подозреваемый смертный. «Я думаю, — перевел дух Митя, — скоро она станет видимой».

И действительно, минут через десять ошеломленные владивостокцы сообщили, что банка стала «как из студня», а еще через минуту, что она «совершенно нормальная, только какая-то бледная».

Так было экспериментально установлено, что, пройдя через единое пространство, предмет некоторое время остается невидимым. Оптическое изображение движется через единое пространство медленнее, чем материя. Но потом нагоняет, налепляется, как этикетка на коробок.

— Эксперимент прошел блистательно, — повторил Митя. Банку долго не могли найти, она вдруг стала невидимой.

— Как невидимой? В самом деле? — удивилась девушка.

— Правда, ненадолго. Но достаточно, чтобы все там взбесились.

— Теперь тебя упрячут под землю, — вздохнула девушка.

Все это время она жила в его домике на объекте «С». Митя обнаружил кое-какую перестановку мебели в комнатах. На кухне был сделан ремонт. Везде стояли цветы. Терпкий степной запах был удушающ. Как и то, что теперь Митя не мог быть в домике один, рядом все время была девушка.

Он допоздна работал на объекте. Вернувшись к себе, посидел еще за персональным компьютером. Это была детская в сравнении с «Яшидой» машинка, но и она кое на что годилась.

В общих чертах план представлялся хоть и рискованным, но вполне выполнимым. Кратковременная невидимость давала дополнительные преимущества.

Митя вдруг подумал, что, если его действиями движет Бог, он должен в ближайшие же дни позаботиться о «Яшиде», чтобы Митя смог рассчитать так называемый «коэффициент судьбы» — понятие в математике абсолютно новое, можно сказать, революционное. Богу было нелегко открыть Мите свою, быть может, последнюю тайну. Потому он и не торопился с «Яшидой».

Почему-то Митя был уверен, что коэффициент судьбы — величина ничтожно малая, близкая к абсолютному нулю, но весьма склонная к обратной прогрессии. То есть что бы ни произошло с человеком ли, с отдельной страной или целым миром, Бог уже как бы это предусмотрел и решил. Неужто Бог — недобросовестный прокурор, задним числом утверждающий любой приговор, эдакий Вышинский? Мите не хотелось так думать. Но он не мог отделаться от мысли, что коэффициент судьбы — величина не только бесконечно малая, но еще и постоянная, неизменная. Как отношение окружности к диаметру, как ускорение, с каким падает в пространстве по отношению к своему весу предмет. Поэтому: что бы ни было предпринято во изменение судьбы человека ли, общества ли, результат будет ничтожен. Мите хотелось вычислить коэффициент судьбы и тем самым математически это доказать. Налицо была явная странность: Митя желал научного подтверждения того, что его план хоть и осуществим теоретически, но… бесполезен, как попытка привести в чувство скончавшегося с помощью нашатыря. Зачем? Митя не знал. Шевелилась смутная надежда, что Бог не оставит, выручит. Так было до сего дня. «Выполнить в виде исключения» — такую резолюцию накладывали на Митины рапорты высокие руководители. Может, и Бог выполнит «в виде исключения»?

Компьютер между тем начал выдавать галиматью. Митя забылся, поставил ему непосильные задачи. Выключил, подошел к окну, увидел кусок доцветающей степи, узкую полоску белого песка, гладкое, как экран, море. Над морем стояла луна. Море фосфоресцировало, словно Бог на огромном дисплее решал какую-то свою задачу.

Услышав то ли всхлип, то ли вздох, Митя обернулся. В глубине комнаты на белых простынях тело девушки казалось темным. Глаза блестели. Блеск не обещал ничего хорошего.

— Я все думала… — сказала девушка, подтянув колени к подбородку.

— О чем? — Митя подумал, вероятно, она будет делиться с ним какими-то иными мыслями. Не теми, какими делилась с многочисленными иностранными клиентами, а в дождливое межсезонье — с седыми золотозубыми южанами, отваливающими по пятьсот рублей за сутки. «Но разве от этого ее мысли менее интересны? — усмехнулся про себя Митя. — Может, она расскажет мне про своего уругвайского богослова?»

Но он ошибся.

— Я думала, как они ухватятся за эту невидимость, — продолжила девушка. — Столько дополнительных возможностей.

— Вероятно, — ответил Митя, — но этим будут заниматься другие люди. Меня интересует единое пространство.

— Но ты хоть представляешь, что ты им даешь? Как они распорядятся? Ведь это попадет в руки Фомину!

— Фомину? — удивился Митя. Ну, даже если и Фомину, что дальше?

— А то, — шепотом произнесла девушка, — что ты своими открытиями усиливаешь царюющее зло, делаешь его неуязвимым. Разве мы свободные люди, Митя? Неужели наша жизнь кажется тебе столь привлекательной, что ты хочешь, чтобы она длилась… всегда? Чтобы твои дети, внуки тоже так жили? Ты, Митя, ты собираешься дать им все для того, чтобы они… законсервировали нас… как банку минтая от Калининграда до Владивостока! Если они сделаются самыми сильными, мы самыми несчастными. Зачем им тогда что-то менять?