Дэниел Киз - Цветы для Элджернона [роман]

— Привет, сова!

— Я не сова, я додо. Глупый додо. Как ты сюда попала?

— По пожарной лестнице, из квартиры Фэй. Я позвонила ей и спросила про тебя, и она сказала, что ты странно себя ведешь — со всеми ссоришься. Мне пришла в голову мысль навестить тебя… Я прибрала тут немного. Надеюсь, ты ничего не имеешь против?

— Имею, и очень много. Мне противно, когда меня жалеют!

Алиса подошла к зеркалу и принялась расчесывать волосы.

— Я здесь не потому, что мне жалко тебя. Мне жалко себя.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Хочу сказать… — она в раздумье пожала плечами. — Это… это как в поэме. Мне захотелось увидеть тебя.

— Так почему ты не пошла в зоопарк?

— Не надо так, Чарли, прошу… Я долго ждала тебя и вот… решила прийти сама.

— Зачем?

— Еще есть время, и я хочу провести его с тобой.

— Как в песне?

— Не смейся надо мной, Чарли.

— Я не смеюсь. Просто я не могу позволить себе тратить время на кого-то другого. Мне его и самому не хватает.

— Я не верю, что ты так страстно желаешь одиночества.

— Именно этого мне хочется больше всего.

— Мы так мало были вместе… Нам было о чем поговорить и было, чем заняться. Пусть и недолго, но наше время было ! Ведь мы же знали, что может случиться, это ни для кого не было секретом. Чарли, я не отвергла тебя, я просто ждала. Хоть теперь-то мы на одном уровне?

Я метался по квартире.

— Но это же безумие! У нас нет никакого будущего! Я не осмеливаюсь загадывать вперед, я вспоминаю только прошлое! Через несколько месяцев, недель, дней — кто знает! — я отправлюсь в Уоррен. Ты же не пойдешь туда за мной?

— Нет, — согласилась Алиса. — И навещать тебя я скорее всего тоже не буду. Я постараюсь забыть тебя и не хочу притворяться, что поступлю иначе. Но пока ты здесь, нет причин терпеть одиночество.

Она поцеловала меня прежде, чем я успел что-нибудь сказать. Мы сели рядом на диван. Я ждал, но паника не приходила. Да, Алиса — женщина, но, может быть Чарли понял наконец, что она ему не мать и не сестра.

Я вздохнул с облегчением, как выздоравливающий после тяжелой болезни, потому что теперь ничто не могло остановить меня. Не время для страха и притворства — так у меня не могло получиться больше ни с кем на свете. Все барьеры рухнули. Я размотал нить, которую вручила мне Алиса, выбрался из лабиринта, а у выхода ждала меня она . Я люблю ее.

Не буду притворяться, будто знаю, что такое любовь, но то, что произошло, было больше, чем секс. Меня словно подняло над землей, выше всяких страхов и пыток, я стал частью чего-то большего, чем я сам. Меня вытащили из темницы собственного разума, и я стал частью другого существа. Пронзенная лучом света растаяла окутывавшая мой мозг серая пелена. Как странно, что свет может ослеплять…

Мы любили друг друга. Ночь постепенно превратилась в тихий день. Я лежал рядом с Алисой и размышлял о том, как важна физическая любовь, как необходимо было для нас оказаться в объятиях друг друга, получая и отдавая. Вселенная расширяется — каждая частичка удаляется от другой, швыряя нас в темное и полное одиночества пространство, отрывая нас: ребенка от матери, друга — от друга, направляя каждого по собственной тропе к единственной цели — смерти в одиночестве.

Любовь — противовес этому ужасу, любовь — акт единения и сохранения. Как люди во время шторма держатся за руки, чтобы их не оторвало друг от друга и не смыло в море, так и соединение наших тел стало звеном в цепи, удерживающей нас от движения в пустоту.

Прежде чем заснуть, я вспомнил интрижку с Фэй, и улыбнулся про себя. Как там все было просто! Да и не удивительно…

Я приподнялся на локте и поцеловал закрытые глаза Алисы.

Теперь она знает обо мне все, в том числе и то, что вместе мы пробудем недолго. Она согласна уйти в тот момент, когда я попрошу ее. Думать об этом тяжело, но то, что мы обрели, — это больше того, чем большинство человечества владеет за всю свою жизнь.

Я просыпаюсь по утрам, долго не могу понять, где я и что тут делаю, потом вижу Алису и вспоминаю. Она чувствует, что со мной не все в порядке, и старается производить как можно меньше шума, занимаясь обыденными делами, — готовит завтрак, заправляет постель. Иногда она уходит и оставляет меня одного.

Вечером мы пошли на концерт, но мне стало скучно, и мы ушли, не дождавшись конца. Не могу сосредоточиться на музыке.

Вообще-то я пошел только потому, что когда-то мне нравился Стравинский, но на этот раз у меня просто не хватило терпения.

Теперь, когда Алиса рядом, я чувствую, что просто обязан бороться с этим . Мне хочется остановить время, заморозить себя на одном уровне и никуда не отпускать любимую.

Почему я ничего не помню? Алиса говорит, что я целыми днями лежу в постели и ей кажется, что я не понимаю, кто я такой. Потом сознание возвращается, я узнаю ее и вспоминаю, что происходит. Первые ростки тотальной амнезии. Симптомы второго детства — как его называют? — маразм? Он надвигается.

В этом есть жесточайшая, неумолимая логика. Результат искусственного ускорения происходящих в мозгу процессов. Я быстро постиг многое и столь же быстро деградирую. А что, если я не поддамся? Если начну бороться за себя? Мне вспоминаются пациенты лечебницы в Уоррене — бессмысленные улыбки, пустые глаза…

Маленький Чарли Гордон смотрит на меня из окна. Он ждет. Господи, только не это!

Начал забывать то, что узнал совсем недавно. Классический образец — недавнее забывается легче всего.

Перечитал свою статью «Эффект Элджернона — Гордона». Знаю, что написал ее именно я, но все равно кажется, что это был кто-то другой. Я в ней почти ничего не понял.

Но почему я стал таким раздражительным? Особенно когда Алиса рядом? Она поддерживает в квартире чистоту и порядок, всегда убирает мои вещи, моет тарелки и скребет полы. Нельзя было так кричать на нее утром. Она плакала, а мне этого совсем не хочется. Она не имела права убирать разбитые пластинки, ноты и книги, не имела права аккуратно складывать их в ящик. Я разозлился не на шутку. Не хочу, чтобы кто-то прикасался к ним. Желаю видеть их всегда перед собой, как напоминание о том, что оставляю позади. Я перевернул ящик, раскидал все обрывки по полу и запретил Алисе прикасаться к ним.

Глупо. Для этого нет никакой причины. Думается, взорвался я потому, что знал, что она думает, что глупо хранить все это барахло, и не сказала мне ни слова. Она притворилась, что все совершенно нормально. Она ублажает меня. Увидев этот ящик, я вспомнил того парня в Уоррене, сделанную им дурацкую лампу и как мы все говорили, что лампа просто замечательная. Ублажали его.

Вот что она делает со мной, а этого я вынести уже не могу.