Николай Старинщиков - Цифры нации [litres]

Поняв, что звонит комиссар полиции, она принялась нудливо ему выговаривать, что сейчас позднее время, что для этого есть день, и вдруг заявила, что Лев Давидович отсутствует дома, считай, вторые сутки, так что она рада была бы помочь, но, к сожалению, не в состоянии.

Сергей Иванович сделал еще один звонок – на этот раз в дежурную часть управления, и велел оперативному дежурному, в случае чего, держать его в курсе дел. После этого выключил телевизор и отправился в спальню к жене…

Утро он встретил с головной болью. Казалось, он пропустил что-то важное или не завершил задуманное. И эта незавершенность давила теперь со всех сторон. Дело было нешуточным, опасным и непредсказуемым. Оно могло обернуться чем угодно. С учетом вчерашних событий выходило, что он так и не успел ничего. Банк спрятал рожки, обнулив счета юридических и физических лиц, тогда как правительство бездействовало. При этом совершенно безобразными на этом фоне выглядели действия Ревкомиссии.

Сергей Иванович наспех умылся, выпил кофе и подсел к телевизору. По местному каналу шел репортаж о вчерашних событиях. Среди ночи били в колокола православные храмы, орал в мегафон мулла, а в ближайшей церкви атеистов-единоверцев, запершись изнутри, причитали:

«Верим в тебя, единственный! Космос возлюбленный наш»!

Потом сменилась картинка. Председатель правительства Большов Лев Давидович, сидя у себя в кабинете, давал интервью местному журналисту.

«– Мы только что звонили в Центр, – сообщил он убитым голосом, – однако там ответили, что это наше внутреннее дело. Центр открестился от нашей республики, сославшись на международный договор, который мы заключили с банком на Апеннинах. – Он хлебнул воды из стакана и продолжил: – Таким образом, право наций на самоопределение сыграло с нами злую шутку… Что касается меня… – закашлялся он и снова отпил воды, – могу сказать вполне определенно, что моя персона не имеет к этому никакого отношения, поскольку упомянутое решение принято старым составом кабинета министров – в то время я еще служил на флоте и даже не думал заниматься государственными делами…

– Это мы понимаем, что без вас, – прервал его журналист, – но нам хотелось бы знать, извините, что делать? Понятно, что виноват виртуальный банк, за которым неизвестно кто. Мы ничего не знаем. Нам известно одно: существовали счета, была расчетная единица, которая так и называлась – единица. Исходя из этого еще один вопрос: где эта единица? Ее нет? Она больше не существует? Что вы можете сказать по этому поводу?

– Ничего, – сказал, багровея, Большов. – Я знаю столько же, сколько и вы… Меня спросили – я ответил.

– По крайней мере честно, – вздохнул журналист».

Картинка сменилась. Тот же репортер, стоя на фоне речного обрыва, говорил рублеными фразами:

«Выходит, так и есть! Банк, навязанный сверху, сделал нам бяку! В результате мы имеем громадный провал не только в финансах, но и в истории нашего развития – мы банкроты! И это еще мягко сказано. Дело в том, что у нас вообще ничего нет. У нас нет национальной валюты, у нас нет недвижимости, у нас нет запасов. Выходит, мы жили в долг, и теперь наступил час расплаты…»

Камера побежала от обрыва к реке и замерла.

«Может, нам утопиться? – спросил он неожиданно. Потом, помолчав, добавил: – И тогда окончательно кому-то будет счастье…»

– Кажись, приехали, – сказала жена, останавливаясь у Римова за спиной. – Дошли, можно сказать, до ручки – не так ли?

– Хуже некуда, – произнес комиссар и стал одеваться.

– Может, форму наденешь, – сказала супруга, заметив, что муж достает вчерашний гражданский костюм.

– Нашла время…

Выскочив из квартиры, Римов сел в машину и вскоре находился в кабинете председателя правительства.

Большов сидел в кресле, смотрел сквозь окно в заречные дали и не видел выхода из сложившейся ситуации. На очередной звонок в Центр ему вновь объяснили, что денег не будет. А то, что находится в резервах, так это не его ума дело.

– Нам говорят, это технический сбой, – сказал он, отворачиваясь от окон. – Юристы давно на ушах, а выхода нет. Нас съедят с потрохами…

Римов присел к столу и стал рассуждать, ссылаясь на положения Гражданского кодекса, из которых следовало, что каждое общество вправе защищать себя допустимыми средствами.

– Я имею в виду самозащиту прав, – сказал он. – Для устранения сбоя следует открыть резервы… В них находятся не только продукты питания, но также и деньги – рубли… Их вывели из обращения с помощью референдума…

– Референдум какой-то… Я плавал в мировом океане, о чем ты?

– Перед тем как насадить нам этого монстра, провели референдум… Победила идея банка: никаких денег!

– Это же бред, деньги присутствуют постоянно, хотя и в виртуальном виде.

– Банк настаивал на передаче ему рублей, но ему показали фигу… Деньги сохранены… Они лежат в наших хранилищах.

– Сколько у нас времени?

– Думаю, не больше недели, потом наступит голод, и нам будет не устоять… Необходим допуск к деньгам и провианту.

Машка с самого утра не находила себе места. Любимый человек до сих пор находился неизвестно где, в то время как городская жизнь давно кипела, норовя выплеснуться из берегов. Уж ладно бы конфликт какой. Допустим, на расовой почве. Но ведь тут что-то особенное – обществу сунули кулаком под дых, так что нечем дышать. Машка совалась из угла в угол, бродя по квартире, а сознание услужливо рисовало картину расправы над Кошкиным. Он почему-то рисовался ей распятым на широком деревянном кресте в виде громадной буквы «Х». Перед этим его долго пытали, применяя каленые клещи, дыбу, а также «испанский сапог». Тело его трепетало, Кошкин пытался уйти от боли, кричал истошным голосом, но крики и телодвижения были совершенно напрасны – это не помогло избежать косого креста. Кошкина повалили и прибили к доскам гвоздями…

Под конец она не выдержала, взяла трубку и набрала его номер, а услышав голос, принялась умолять, чтобы он не бросал трубку.

– Выслушай меня, ради бога! Это в твоих интересах! У нас чрезвычайная ситуация! Мы без денег, нам конец, это невозможно представить!

– Мы в курсе, – оборвал ее Кошкин.

– Я не в том смысле, – продолжила Машка. – Я хотела спросить, хотя даже не знаю, с чего начать… Ты думаешь возвращаться? Потому что ведь надо что-нибудь приготовить…

– Всему свое время, – холодно произнес Кошкин и отключился.

Однако Машка на него не обиделась – она только что слышала любимый голос, и одно это шептало ей, что будущее, возможно, еще улыбнется. Она могла бы, допустим, напрямую сказать, что не зря провела время, что в его отсутствие удалось кое-что выяснить. Она знала теперь, что Кошкин не успевает с исследованием, которое поручил анонимный клиент. Мало того, он не доведет его до конца, поскольку идет по ложному пути. Зато Машка доподлинно знает, в чем сложность проблемы – на то она и андроид последнего поколения, улучшенная разработчиком Харитоном.