Патрик Несс - Поступь хаоса [litres]

– Ее звать не Хильди, – пробормотал я.

– Я зна-ть, – ответил он. – Но так ты зва-ть ё.

– Ее больше нет. – Глаза потекли водой, голова упала.

Уилф положил мне руку на плечо и сжал.

– Тодд? – неуверенно буркнул Мэнчи где-то внизу, на дороге.

– И я не Бен, – сообщил я Уилфу, не подымая головы.

– Я зна-ть, – повторил он. – Но так ты зва-ть себя.

Я все-таки посмотрел на него. Его лицо и Шум были все так же пусты, но главный урок всех времен: знать чей-то разум – не то же самое, што знать человека.

Уилф больше ничего не сказал и ушел к передку телеги. Зато вернулась женщина – с очень скверно пахнущей тряпкой в руках. Та воняла кореньями, и грязью, и мерзкими травами, но я так умаялся, што беспрепятственно дал ей намотать мне это на лоб, прямо поверх пластыря, который так и лепился сбоку.

– Енто снимет лих’радку, – сказала она.

Нас немного дернуло вперед – это Уилф вытянул волов вожжами. Женщина широко открытыми глазами вглядывалась в мои, словно искала важных новостей…

– Так ты’ть тоже бежишь от армии?

Ее тишина рядом так напомнила мне о Виоле, што я поневоле припал к ней.

– Типа того.

– Енто ты ск’зал Уилфу про армию, ась? Ты и еще д’вочка, сказали ему, шоб пр’дупредил людей, сказать йим, шоб уходили, было дело?

Вонючая коричневая корневая вода текла у меня по лицу. Я поглядел на Уилфа, как он там правит телегой, и он услышал.

– Люди посл’шали Уилфа, – пробурчал он.

Я перевел взгляд дальше по дороге. Мы как раз вывернули из-за поворота, и справа уже не только гудела река – старый друг, старый враг, – там тянулась бесконечная вереница телег вперед вперед далеко до самого следующего поворота по меньшей мере все телеги доверху нагружены пожитками как у Уилфа и наверху еще люди прижимают к себе какие-то узлы держатся штоб не слететь.

Целый караван. Уилф в нем шел последним. Мужчины и женщины, и дети, кажется, тоже, если через эту коричневую вонь можно толком што-то различить… Их Шум и тишина подымались вверх и летели назад, как большое, щебечушее облако.

Армия слышалось оттуда армия армия армия .

И еще проклятый город .

– Брокли Фоллс? – спросил я.

– И Бар Виста т’же, – она закивала головой. – И др’гие. Слухи пошли вдоль д’роги. Армия из пр’клятого города, дескать, идеть, растеть, все мужчины встають под ружо и идуть с нею.

Идет и растет , подумал я.

– Много тыщ ужо, – кивнула она.

Уилф с облучка презрительно фыркнул:

– Да между здесем и проклятым городом и одной-т тысчи не наберется.

– Я т’лько баю, шо люди бають. – Женщина поджала губы.

Я перевел взгляд на тянущуюся сзади пустую дорогу: невдалеке, пыхтя, трусил Мэнчи… а я почему-то вспомнил Айвена, главного по амбару в Фарбранче. Он еще сказал, што не для всех история одинакова и што у Прен… у моего города до сих пор есть союзники. Может, и не тысячи, но прибавляющие в количестве. Растущие и растущие прямо на марше, пока не станут настолько многочисленными, што против них уже никто не устоит…

– Мы в Уб’жище едем, – сказала женщина. – Они нас там защитят.

– Убежище, – пробормотал я.

– Бають, у них тама есть даже лекарство от Шума, – поделилась она. – Вот уж чаво я ж’лала б увидеть! – Она даже расхохоталась от этой мысли. – Аль лучша услышать.

Она весело шлепнула себя по бедру.

– У них там спаклы есть? – слабо спросил я.

Она удивленно воззрилась на меня:

– Спаклы к людям близко не подходят. С самой войны, почитай как. Они сам’ по себе, мы сам’ по себе. Так оно мирно для всех. – Это она прямо как наизусть прочитала. – Да и все одно йих ужо и не осталось пошти.

– Я пошел, – заявил я и даже сесть попытался. – Я должен ее найти.

Добился, правда, только того, што потерял равновесие и вывалился из телеги. Женщина крикнула Уилфу остановиться, и они оба взгромоздили меня обратно, а потом еще и Мэнчи подсадили. Она подвинула какие-то ящики, уложила меня на дно; Уилф снова тронул телегу. На сей раз он покрепче прихлестнул своих волов, и мы покатили быстрее… ну, по крайней мере, быстрее, чем я шел бы сам.

– Ешь, – сказала женщина, – поднося мне к носу краюху хлеба. – Ты никуда-ть не пойдешь, пока не поешь.

Я взял хлеб, укусил чуть-чуть… потом вгрызся в остальное с такой жадностью, што даже забыл поделиться с Мэнчи, но она дала еще – нам обоим – и сидела, большими глазами глядя на мои бесчинства.

– Псибо, – сказал я.

– Я Джейн. – Глаза у нее до сих пор были большие-пребольшие, словно ее так и распирало поговорить. – Ты пр’вда видел армию? Прям вот своими гл’зами?

– Видел, – кивнул я. – В Фарбранче.

Она со свистом втянула воздух сквозь зубы.

– Стал’ быть, правда. – И это было совсем не вопрошание.

– Я ж сказал, што пр’вда, – вставил с облучка Уилф.

– Я сл’хала, они режут людям головы и потом варят глаза, – поделилась она.

– Джейн! – укоризненно прикрикнул Уилф.

– Т’лько сказала, нич’во не взяла.

– Они убивают людей, – тихо сказал я. – Убийства уже достаточно.

Глаза Джейн заметались по моему лицу и Шуму заодно, но сказала она только:

– Уилф мне все про тебя рассказал.

Што при этом значила ее улыбка, я так и не понял.

Капля с примочки попала мне в рот, горло сразу схватило спазмом, я заплевался и закашлялся.

– Што это такое? – Я прижал повязку и аж весь скривился от аромата.

– Примочка, – сообщила она. – От лихорадок и дрожей.

– Она воняет !

– Злой запах изгоняет злую хворь, – выдала она с таким видом, будто это всякий должен знать.

– Злую? – возмутился я. – Лихорадка не злая. Она просто лихорадка.

– Агась. И ента примочка ее лечит.

Я уставился на нее. Она тоже не отрывала от меня взгляда, и из-за этой его широкораспахнутости мне сделалось неуютно. Так смотрел Аарон, когда типа пригвождал тебя взором, когда вколачивал проповедь кулаками, когда загонял молитвами в яму, откуда тебе уже не выбраться.

Чокнутый взгляд, понял я. Сумасшедший.

Я постарался прижать эту мысль, но Джейн все равно и вида не подала, што услышала.

– Мне надо идти, – повторил я. – Спасибо наше вам за еду и примочку, но мне надо идти.

– Пока мы в ентих лесах, сходить тебе не след, нет уж, сэр, – сказала она, все еще таращась на меня немигающим взглядом. – Скверные енто леса. Опасные.

– Што значит опасные? – Я даже отодвинулся от нее немного.

– Поселения есть, дальше дор о гой, – тут она еще ширше глаза раскрыла и заулыбалась даже, словно ей не терпелось мне о том поведать. – Совсем чеканутые. От Шума умом повернулись. Слыхала про одно, где все маски носють, штоб, значить, нихто ихних лиц не видел. И еще другое есть, где нихто ничаво не делаеть, а только поють день-деньской, пока совсем с ума не слетять. И еще – где все стены из стекла сделаны, и нихто никакой одежи не носить, ибо все во Шуме равны и ни у кого тайн нетуть. А?