Татьяна Калугина - Группа [litres]

Хамус, прикрыв глаза, откинулся на спинку кресла. Определенно, с этим нужно было что-то делать! С его памятью. С его хронической усталостью. С синдромом ментального перегруза. В общем, со всем тем, что считается у айхантеров профессиональным заболеванием. Вокруг слишком много «реальностей», и они то и дело наслаиваются друг на друга, поглощаются друг другом, отпочковываются одна от другой. Первичная перетекает в дополненную-гибридную, гибридная – в кибер-виртуальную, виртуальная – в полумифический Поток, который вряд ли и существует как место, где кто-то кого-то может найти, но тем не менее постоянно возникают заказчики, требующие именно этого!.. Бесконечные, бесчисленные миры, скопление радужных пузырей, все плотнее и настойчивее прижимаемых друг к другу человеческой настырной волей, угрожающе-тесно трущихся друг о друга… И вот – в один прекрасный момент человек просыпается в своем кресле – одинокий, небритый, в заношенной старой пижаме, которую нет смысла менять, раз все равно не выходишь из дома, и обнаруживает, что в голове у него – пена. Только пена. Шум. Множество прижатых друг к другу микроскопических пузырьков, издающих бессмысленное потрескивание.

«Надо что-то менять!» – подумал Хамус. Сказав себе эту фразу, тоже давно привычную и знакомую, Хамус погасил голограмму клуба, извлек завалявшийся в складке кресла второй птифон и сделал звонок заказчику.

В начале пятого Митя, пошатываясь и дважды стукнувшись плечом о дверной косяк, выбрел из ванной и увидел, что за окном уже рассвело. Комнату заливали лучи солнца. Голова раскалывалась. Глаза взрывались. Пространство перед ним пульсировало и вальсировало, стремительно заполняясь ярко-алыми ван-гоговскими макаками. Вернее, маками. Смотреть на это было очень больно, и все же Митя сделал над собой усилие – нашарил среди маков главные составляющие случившегося: бутылку из-под виски на столе, растянувшегося поперек кровати Арсения…

Значит, все это было правдой. Ночью Арсений пробрался в продуктовую кладовую, взломал какого-то бота, и тот выдал ему бутылку «Джека Дэниэлса» и кучу всяких вкусняшек. Рассовав все это по карманам, Арсений явился к Мите; они сидели в темноте, щурились на огни Манхеттэна и пили виски до тех пор, пока не выпили до конца. Они говорили о чем-то важном. Они говорили о…

– О-о, – издал Митя страдальческий стон и, зажав себе рот ладонью, кинулся назад в ванную. Его скрутило над унитазом, и последняя порция краденых вкусняшек отправилась туда же, куда незадолго до этого были спущены еще две.

Утерев губы дрожащей рукой, Митя сполз на пол и щекой прижался к унитазу. Унитаз был прохладным. Внутри него журчала вода, и от этого почему-то становилось немного легче. Унитаз был рядом последние пару часов – сторожил его сон между приступами выворачивающей рвоты. Митя испытывал благодарность к унитазу, но сейчас ему не стоило засыпать здесь снова. Нужно было вернуться в комнату. Там, помимо кровати, имелся еще диванчик, совсем небольшой, но одному недлинному худощавому молодому человеку места вполне хватило бы.

А ведь как весело все начиналось! Митя лежал в своей постели и думал, что вряд ли уснет в эту ночь, как вдруг в дверь постучали, и просочившийся в комнату Арсений был словно ответ на его молитву (правда, не вознесенную, но лишь потому, что Митя не догадался ее вознести).

– Не спишь, чувак? – спросил Арсений.

– Не, – приподнявшись на локте, ответил Митя. – Не сплю.

– Тогда предлагаю отметить завершение второго дня нашей новой жизни! Если, конечно, ты не против крепкого алкоголя. У меня тут есть кое-что…

Митя, разумеется, был не против. Чтобы быть против чего-то, надо, по крайней мере, знать, что это такое. Причем не из фильмов и литературы, а на собственном опыте.

Виски был… обжигающим.

Ночные панорамы городов, которые Арсений лениво пролистывал, завораживали взгляд. Митя следил за пролетающими из ниоткуда в никуда Мадридом, Токио, Будапештом, Сиднеем и думал о том, что для кого-то все эти города «ненастоящие» – по той лишь причине, что находятся за тысячи километров от наблюдателя. Забавно! Для него, для Мити Клокова, жирного маугли из бункера, еще недавно этих городов и вовсе не существовало на свете. Он считал их стертыми с лица Земли. И вот теперь внезапно выяснилось, что они – есть. Живут, помигивают огнями… Не здесь, но сейчас . «Сейчас!!! Понимаете?!! – кричал кому-то Митя у себя в голове. – Они – есть, а не были! Вот что главное!»

Они отхлебывали виски прямо из горлышка, передавая друг другу пузатую тяжеленькую бутыль. На закуску были медово-овсяные ломтики, диетические батончики, имбирные чипсы, орехи и мармелад.

– Ты что-нибудь увидел на тех рисунках? – спросил Арсений.

– Да. Я увидел Чена Бьонга. Одного из… ну, моих друзей.

– Типа друзей. Фальшивых, – кивнул Арсений, вовсе не желая его задеть: просто это определение подходило по смыслу.

– Ну да. Но Чен был не такой фальшивый, как остальные.

– Ты сам понимаешь, что говоришь? Всех твоих типа-друзей играл один и тот же человек, какой-то актеришка. Каким образом Чен может быть кем-то другим?

– Я знаю, Арс. Но как объяснить тот глюк с переменой комнаты? Когда Чен оказался в доме Сураджа. Ты ведь сказал, что в этой программе такое исключено: персонаж встроен в свою нишу и не может просто так из нее вывалиться!

– И о чем это говорит? Что твой друг – некий системный глюк, изменивший программу ради того, чтобы заставить тебя усомниться в бабушкиной легенде? Некий призрак из тонких слоев кибертуалити?

– Понятия не имею, Арс. Может быть, глюк, может быть, призрак… или просто голос в моей голове. Но что-то отличает его прочих масок. Я это чувствую.

Арсений пожал плечами.

– А я тоже кое-что увидел, – сообщил он Мите, не дождавшись встречного вопроса с его стороны. – На тех рисунках.

– Да? И что это было?

– Да так, фигня. Детская бродилка. Я даже не знаю, имеет ли она лично ко мне какое-то отношение. Вот, посмотри.

Арсений достал из кармана птифон и, выведя что-то на дисплей, сунул его Мите. Это было фото одного из рисунков. Доктор Голев разрешил им сделать снимки рисунков («Пусть они будут у вас под рукой. Вдруг что-то вспомните…»), и многие воспользовались его предложением.

Рисунок, сфотографированный Арсом, был изображением шагающих друг за другом зверей – не зверей, гномов – не гномов, в общем, каких-то странных тварей неопределенно-мультяшного вида. Лишь в одном из них – самом первом, возглавляющем процессию – можно было не без труда, но опознать птицу: у него имелись клюв и зачаточное крылышко на боку.

– Тебе это ничего не напоминает?

Митя наморщил лоб. Вроде бы, что-то такое мелькнуло в памяти… Но нет, так сразу не угадать.