Лю Цысинь - Эпоха сверхновой [litres]

Он говорил ровным, спокойным голосом, словно никаких выходящих из ряда вон событий, происходивших у него на глазах, на самом деле не было. Его позиция оказала успокаивающее воздействие на остальных детей. Хуахуа медленно встал и подошел к ним.

– Похоже, взрослые ошибались.

Дети недоуменно смотрели на него.

– Мир детей совсем не такой, каким они его себе представляли. Он даже не такой, каким его представляем мы. – Помолчав, Хуахуа добавил: – Ситуация критическая, а вы тут сами не соображаете, что делаете!

– Это ты не соображаешь, что делаешь, – ровным тоном возразил Очкарик. – Только посмотри, чем ты занимаешься. В такой момент высшее руководство страны учит пожарные команды, как тушить пожар, отправляет нянек кормить младенцев и даже объясняет маленькой девочке, как держать в руке ложку. Это же просто позор, тебе так не кажется? – Откинувшись на спинку кресла, он умолк.

Хуахуа и Сяомэн переглянулись. Какое-то мгновение они молчали, затем Сяомэн сказала:

– Очкарик прав!

– Да, – вздохнул Хуахуа. – Мы ненадолго лишились рассудка.

– Отключите стены, – распорядилась Сяомэн, и стены тотчас же вернулись в прежнее матово-белое состояние, отрезав зал от хаоса окружающего мира. Обведя взглядом детей, Сяомэн продолжала: – Выключите также все компьютеры и мониторы. Побудем три минуты в полной тишине. Никто ничего не говорит и ни о чем не думает. Всего три минуты.

Мониторы погасли. Кремовые стены придали залу такой вид, будто он был высечен в глыбе льда, и в наступившей тишине дети-руководители потихоньку начали приходить в себя.

Эпоха сверхновой, 2-й час

Когда три минуты истекли, на предложение снова включить компьютеры и экраны возразил Хуахуа:

– На нас жалко смотреть. Никаких причин для паники нет. Перво-наперво я хочу, чтобы все мы поняли: мы давным-давно должны были предвидеть, в каком положении окажется страна.

– Совершенно верно, – кивнула Сяомэн, поддерживая его. – Стабильность ситуации во время генеральной репетиции была чем-то из ряда вон выходящим. Сами по себе дети ни за что бы не смогли такое.

– Что же касается нынешнего положения дел, – продолжал Хуахуа, – с конкретными чрезвычайными ситуациями мы справимся ничуть не лучше тех, кто на местах. Нам нужно сосредоточиться на своих собственных обязанностях: определить причины – глубинные, основополагающие причины, почему такое происходит.

Дети заговорили разом, озвучивая один и тот же вопрос:

– Странно! Мир детей функционировал так гладко, почему вдруг наступил всеобщий хаос?

– «Подвешенное состояние», – сказал Очкарик, вышедший из своего угла, чтобы приготовить новую кружку растворимого кофе.

Дети недоуменно уставились на него.

– К этой концепции мы пришли восемь месяцев назад, – объяснил Очкарик, – когда смотрели, как Хуахуа ходит по железнодорожному рельсу. Нас тогда привезли посмотреть на составы с глутаматом натрия и солью. Нам захотелось узнать, сможет ли Хуахуа так же проворно ходить по рельсу, если тот будет подвешен высоко в воздухе. До того как остановились «Часы смены эпох», мир детей двигался по рельсам, прочно закрепленным во взрослом мире, и мы могли плавно катиться по ним. Но как только часы остановились, железнодорожная насыпь провалилась и рельсы повисли в воздухе над бездонной пропастью.

Дети закивали, соглашаясь с оценкой Очкарика.

– Очевидно, нестабильность была порождена последней погасшей зеленой звездой, – сказал Хуахуа. – Как только дети поняли, что взрослых больше нет, эмоциональная опора разом исчезла.

– И нам нужно признать пугающий массовый эффект этой потери душевного равновесия, – кивнул Очкарик. – Собравшись вместе, сто голов в таком состоянии многократно опередят десять тысяч, но изолированных.

– Мама и папа ушли, бросив нас здесь, – сказала Сяомэн. – У всех нас такое ощущение. Вот вам моя оценка текущего состояния страны, и вам судить, права я или нет. Все дети ищут эмоциональную поддержку. Им нужно, чтобы кто-то занял место взрослых. И те дети, кто входит в региональные и местные органы управления, ничуть не отличаются от всех остальных, поэтому руководство среднего звена парализовано. Это означает, что волна паники, захлестнувшая страну, неумолимо несется прямо на нас, и на пути у нее нет никаких преград.

– В таком случае нашим первым шагом должно стать восстановление среднего звена руководства, – сказал один мальчик.

– Сделать это в короткие сроки невозможно, – покачала головой Сяомэн, – поскольку ситуация уже критическая. Нам необходимо прямо сейчас найти для детей новую эмоциональную опору. И тогда руководство на всех уровнях восстановится само собой.

– Но как это сделать?

– Не знаю, обратили ли вы внимание, но когда мы сейчас пытались разобраться с пожарами и другими проблемами, предложенные нами решения оказывались ничуть не лучше, а порой даже и хуже тех, которые предлагали дети на местах. Однако, получив наш ответ, они успокаивались и брали ситуацию под контроль.

– Откуда тебе это известно?

– На звонки отвечали все мы, – сказал Лю Ган, – но одна только Сяомэн отслеживала ситуацию дальше. Время от времени она спрашивала, как идут дела. Она обращает внимание на мелочи.

– Посему, – продолжала Сяомэн, – дети должны получить от нас новую эмоциональную опору.

– Значит, нам нужно выступить с обращением по телевидению!

– В эфире постоянно прокручиваются видео- и аудиозаписи подобных обращений, – покачала головой Сяомэн. – Но от них нет никакого толку. Дети находят эмоциональную опору не так, как взрослые. Прямо сейчас им нужно, чтобы их обняли папа и мама, им нужна родительская любовь, направленная только на них одних, а не размазанная по всем детям страны.

– Тонко подмечено, – кивнул Очкарик. – Каждый одинокий, испуганный ребенок находит эмоциональную поддержку, только лично связавшись с центральным правительством и убедившись в том, что нам есть дело конкретно до него.

– Из чего следует, что мы должны продолжать отвечать на звонки.

– Но сколько вызовов мы сможем принять? Нужно пригласить сюда кучу детей, и пусть они отвечают всем детям страны от лица центрального правительства.

– Куча – это сколько? В стране триста миллионов детей. Так мы никогда не закончим.

И снова накатилось отчаяние при мысли о необходимости вычерпать океан ложкой. Перед лицом такой неосуществимой задачи оставалось только вздохнуть.

– Профессор, – спросил мальчик у Очкарика, – поскольку ты так много знаешь, скажи, что нам делать?

Очкарик отпил глоток кофе.

– Я могу изучать проблемы, но я не могу находить решения.

– А вы не думали о «Большом кванте»? – вдруг спохватился Хуахуа.